На день погребения моего - [37]

 При общении с Вейкко вы могли выбирать одну из двух тем: технология взрывания или далекая страна Вейкко и ее осажденная конституция, Вебб ни разу не видел, чтобы он поднимал стакан, не посвященный падению русского царя и его зловещего наместника Бобрикова. Но иногда Вейкко шел дальше и начинал философствовать. Он никогда не видел большой разницы между царским режимом и американским капитализмом. Он считал, что борьба против одного из них — это также борьба и против другого. Такой универсальный взгляд на мир.

— Для нас было немногим хуже, наверное, приехать в США после того, как мы так много слышали о «стране свободы». Он думал, что избежал чего-то плохого лишь для того, чтобы найти здесь столь же низкую и холодную жизнь, богатство без совести, бедняков в нищете, армию и полицию, которой, словно стае волков, разрешено совершать жестокости от имени боссов, боссов, готовых на всё ради защиты ими украденного. Единственное отличие, которое он видел: русская аристократия после столетий веры исключительно в свой титул стала слабой и неврастеничной:

— А американской аристократии нет еще даже века, она на пике воинственности, сильна благодаря усилиям, которые прилагала, чтобы разбогатеть, это больший вызов. Хороший враг.

— Думаешь, они слишком сильны, чтобы рабочие могли с ними справиться? Здесь глаза Вейкко бледнели и их озарял внутренний свет, его голос звучал из обильной и неопрятной бороды, которая даже в самые его спокойные дни свидетельствовала о его нездоровом фанатизме:

— Мы — их сила, без нас они бессильны, мы —это они, и так далее.

Вебб уже знал: если молчать и просто ждать, эти заклинания прекратятся, и довольно скоро финн вернется к своей обычной сущности, как всегда, флегматичный и дружелюбно тянущийся за водкой.

Но сейчас Вебб заметил, что Вейкко сидит и про себя перечитывает снова и снова поблекшую открытку из Финляндии, у него встревоженный взгляд, глаза медленно наливаются кровью.

— Посмотри. Здесь ненастоящие марки, — сказал Вейкко. — Это изображения почтовых марок. Русские больше не разрешают финские марки, мы должны пользоваться русскими. А эти почтовые штемпели? Тоже ненастоящие. Изображения штемпелей. Четвертого августа 1900 года был последний день, когда мы могли использовать свои собственные марки для отправки почты за границу.

 — Так что это почтовая открытка с изображениями, которые должны быть на русской почтовой открытке. Что такое «Minneskort»?

 — Открытка на память. Память памяти, — это была открытка от его сестры, оставшейся в Финляндии. — Никаких подробностей. Цензура проверяет всё. Ничего, что могло бы навлечь на кого-то неприятности. Новости о семье. Моей безумной семье.

Он протянул Веббу графин с водкой.

  — Я подожду.

  — Я не буду.

 Вейкко принадлежал к тому типу взрывников, которым нравится смотреть на взрывы, он принес коробку с магнитным индуктором и большой моток провода, в то время как Вебб, более предусмотрительный и предпочитающий находится вдали от места взрыва, постоянно посматривал на двухдолларовые часы Ингерсолла, чтобы тянуть время. Их целью был железнодорожный мост через небольшой каньон, на участке между главной веткой и Релампахос, шахтерским поселком на северо-востоке от Силвертона. Достаточно просто, на четырех деревянных настилах разной высоты лежали железные бейфуты для штрейкбрехеров. Вебб и Вейкко начали свой обычный спор о том, взорвать сосунка сейчас или подождать, пока приедет поезд.

— Вы знаете, какие хозяева, — сказал Вейкко. — Ленивых сыновей шлюх можно заставить пересесть в седло, они садятся в поезд, куда бы ни ехали. Мы взорвем поезд, может быть, еще и парочку их вместе с поездом.

 — Я не собираюсь сидеть здесь весь день в ожидании поезда, который, скорее всего, не приедет, потому что три дня праздника.

 — Aitisi nai poroja, — ответил Вейкко, старая шутливая поговорка, которая значит «твоя мать сосет у северного оленя».

Теперь Веббу казалось, что хитрый брюзга начал выбирать цели, было достаточно сложно выделить время на обдумывание хотя бы одной из них, на них давила ноша долга и тяжелого труда, и, чаще, чем вы думаете, горя. Господь видит, что владельцы и менеджеры шахт заслуживают быть взорванными, хоть и научились обеспечивать для себя повышенный уровень охраны — нельзя сказать, что атака на их собственность, например, фабрики или шахты, была лучшей идеей, поскольку, принимая во внимание природу корпоративной алчности, эти учреждения обычно работали в три смены, шахтеры часто умирали, в том числе дети - пареньки на подхвате и разнорабочие — именно те, кто погибает, когда армия входит в город. Нельзя сказать, что хоть один владелец шахты когда-нибудь хоть немного волновался о жизнях рабочих, но, конечно, мог назначить их Невинными Жертвами, во имя которых головорезы в униформе потом устраивали охоту на Чудовищ, совершивших поступок.

 Хуже того (что могло очень раздражать настоящего бомбометателя) — некоторые из этих взрывов, самые смертоносные из них, на самом деле были организованы не анархистами, а самими владельцами шахт.

Представьте себе. Нитроглицерин, носителя правды, использовали эти преступные ублюдки, чтобы донести свою ложь. Проклятье. Когда Вебб впервые получил убедительные доказательства этого факта, он чувствовал себя, как ребенок, готовый расплакаться. Потому что мир так мало знал о том, что для него было добром.