На далеких окраинах - [78]

— Так что ж тебе страшно, что на нашей дороге они бродят?

— Человек такой есть там.

— Какой?

— Нехороший... Он-то, пожалуй, и хороший человек, да для нас с тобой нехороший. Ты его знаешь.

— Кто такой?

— Да помнишь, тот седой, высокий такой, в прежней шайке что был?..

— Не помню.

— Сафаром его звать.

— А... сказочник! Да ты как же с ним встретился?..

— Привел Аллах... Он сперва не узнал меня, да Орлик твой выдал, эдакая лошадь приметная?..

— Ну, что же вышло из того?..

— Схватились немного... Я-то не затрагивал. Мне бы только удрать... Ну, а они наседают... Да хорошо, что я не слезал с лошади, а то пропал бы. Сафар-то орет во все горло: «Бери его!..» Они ко мне!.. Повозились немного... я, кажется, кого-то стукнул... и меня тоже зацепили... ну... а потом я ушел...

— Это все в тот раз, когда из аула отлучался?..

— В тот самый... Как ведь боялся, чтобы не выследили!..

Обе лошади давно уже беспокоились и нетерпеливо рыли ногами землю; особенно заметно волновался Орлик.

— Что с ними? — произнес Батогов, поднимаясь на ноги. — Они что-то чуют?..

— Непогоду чуют, я уже давно за ними замечаю, — отвечал Юсуп. — Да вот, гляди, какая туча с востока поднимается. Да и холодом как потянуло! Смотри, как раз буран разыграется.

— А не пора ли нам собираться? Время-то к ночи.

— А это!..

Юсуп показал рукой на небо, которое все темнело и темнело, и в этой медленно, неудержимо надвигающейся темноте, словно пороховые облака, неслись и стлались низко по земле пыльные вихри. Какой-то стройный, свистящий шум доносился до самой лощины, и сквозь верблюжьи халаты прохватывали резкие струи холодного ветра.

— С градом идет. Теперь нам и думать нельзя выходить из лощины, — сказал Юсуп.

— К коням ближе держаться надо... Смотри, смотри!

Оба путника невольно обратили внимание на узкий спуск в лощину, в одной из боковых промоин. Там, робко переступая, показалось животное, ну совсем маленькая лошадка, с торчащими, немного длинными ушами с большой, испуганной, глупой головой, вся дрожащая от страха при виде людей, но, верно, то, отчего спасалось животное, было страшней того, что встретило оно в спасительной лощине.

За передовым куланом показалась еще такая же озадаченная голова, там еще и еще, и все небольшое стадочко, штук восемь не больше, сбившись в кучу, не решаясь двинуться вперед, сгруппировалось у спуска.

— Бедовый буран будет, — шептал Юсуп. — Уж коли эти головастые прячутся, значит, дело худо!..

Две-три крупные градины звонко щелкнули о песок, высоко подпрыгнули и зарикошетили по дну лощины. Глухой дробный хохот слышался все ближе и ближе; сплошная, беловатая стена, охватив полгоризонта, по мере своего приближения, росла все выше и выше. Высоко над головой кружились два больших степных орла. Сильные птицы учащенно размахивали своими могучими крыльями, они боролись с силой ветра, они хотели подняться выше, вырваться из этого вихря, но, кажется, и им не под силу была эта борьба, раза два они, словно подстреленные, перевертывались, мелькая беловатыми животами, и, уступая воздушному течению, неслись словно распластанные, рваные тряпки, до новой попытки пробиться сквозь градовые тучи.

Быстро белело дно лощины, покрываясь прыгающими по всевозможным направлениям градинами. Орлик и серый повернулись задами к ветру, согнули свои спины, защищенные вьюками, и опустили свои головы до самых копыт... Бедные животные вздрагивали и даже брыкались, когда какая-нибудь градина, чуть не с орех величиной, больно щелкала по непокрытому крупу. Батогов и Юсуп скорчились и покрыли свои головы халатами.

В пяти шагах ничего нельзя было рассмотреть.

— Теперь, если у кого отара в степи, — говорил Юсуп, пожимая под халатом плечами, — сколько овец перебьет...

— Что же, эдак мы всю ночь просидим из-за этого проклятого бурана, — ворчал Батогов, — а там опять утро, опять светло, опять сидеть придется в этой берлоге.

— Против Аллаха не пойдешь! — вздохнул Юсуп.

— Ну, совсем Ноев ковчег. Гляди!..

Две ушастые мордочки мелькнули близко-близко, сквозь беловатую мглу; взвизгнули и попятились. Юсуп гикнул, морды спрятались.

Орлик дико храпнул и поддал задом... Кованые ноги ударили в какое-то живое тело; к завываниям градовой метели прибавилось другое, почти схожее унылое вытье. Юсуп и Батогов подползли вплотную к лошадям и намотали на руки поводья.

— Все надежнее будет, — произнес Батогов и дрожал всем телом. Резкий холод усиливался, зубы выбивали дробь, руки и особенно ноги коченели.

— Еще счастье, что мы не в открытой степи, — сообщал Юсуп. — А то бы совсем смерть.

— Эх, коли бы хоть глоточек водки... — вздыхал Батогов. — Давненько я ее не пробовал.

— Погоди, приедем, я тебе опять ту красную штуку сварю, что у Саид-Азима, помнишь, пили, — утешал его Юсуп.

— Сдохнем десять раз прежде, чем доедем...

Батоговым начало овладевать уныние.

— Ну, велик Аллах и пророк! Проносит, кажется?.. Виднее немного стало.

Оба они высунули свои носы из-под халатов и стали присматриваться.

Очертания гребней начали слегка вырисовываться. Батогову показалось, что высоко мелькнули сквозь разреженные тучи светлые точки.

— Звезды, еще ночь! — крикнул он.