На чужой земле - [35]

Гендл стоит у буфета, равнодушно улыбаясь, будто смеются не над ее мужем, а над каким-то посторонним человеком. Потом сама начинает открывать бутылки.

— Иди, иди, — говорит она мужу с тем особенным спокойствием, которое всегда так раздражает Дувидла. — Я тут как-нибудь сама справлюсь.

Дувидл не уходит. Он слоняется по шинку, засунув руки в карманы репсового кафтана, но вдруг Стефан, низко наклонившись, зубами хватает Дувидла за полу и рычит, как старый пес:

— Р-р-р-р!

— Ой! — испуганно взвизгивает Дувидл.

Гои падают на столы, захлебываясь смехом.

— Мойше, нье бой ше[44]! Бедненький ты наш…

И Дувидл плюнул на шинок и перебрался к тестю в лес.

Здесь тоже были гои, но это были лесорубы и пильщики, труженики, занятые делом. К тому же Дувидл проверял бревна, ставил на них печать, и на него смотрели с уважением. Он стоял среди огромных деревьев, наблюдал, как их валят и распиливают, и был счастлив.

— Живо! — покрикивал он на рабочих, подражая тестю.

Он чувствовал себя властелином над высокими соснами и могучими буками, которые чем-то напоминали ему Стефана. Дувидлу было приятно, что по одному его слову любой из этих исполинов тотчас будет повержен. Он чувствовал в себе великую силу. Судьба деревьев в его руках: захочет — будут расти, захочет — погибнут. Захочет — их распилят на куски, захочет — порубят в щепки и сожгут.

Домой он приезжал только на субботу, праздник или годовщину смерти кого-нибудь из близких. И каждый раз, приехав, донимал Симху-Бинема.

— Симха-Бинем! — зовет он, едва войдя в дом. — Как учеба?

Симха-Бинем молчит.

— Симха-Бинем, какую главу Торы на этой неделе учат?

Симха-Бинем молчит.

— Ты что, онемел?

Симха-Бинем молчит.

— Наглец! Ну, я тебе покажу!

Симха-Бинем молчит.

Дувидл больше не может сдержаться. Кидается на сына и бьет, бьет изо всех сил куда попало, словно хочет выместить на нем всю свою злость, расквитаться со всем, что так ненавистно ему в этом доме. А Симха-Бинем по-прежнему не издает ни звука. Тупо молчит, закусив губы, только глаза смотрят в сторону, широкие плечи слегка вздрагивают, да чуть сутулится крепкая, как доска, спина.

От этого наглого молчания Дувидл совсем выходит из себя. Он уже не соображает, что делает, бьет и не может остановиться. Только когда у ребенка начинает течь кровь, он пугается, опускает руки и хрипло говорит:

— Уберите его от меня… Пошел вон!

Симха-Бинем забирается на сеновал. У него там два голубя, «он» и «она». Симха-Бинем кормит их червивым горохом, который бабушка Тирца выбирает из хорошего, кошерного. Гоняет их ремнем от штанов, чтобы лучше летали, и смотрит, как они спариваются.

Проходит несколько часов. Его уже ищут по всему местечку, но он не слезает. Лежит на сене, ловит мух, развлекается, втыкая им в зад соломинки. Он ненавидит отца.

Все уже с ног сбились.

— Симха-Бинем, где ты?

Бабушка Тирца даже охрипла:

— Симхеню, деточка моя!

Но он не отзывается. Только вечером, когда кто-нибудь со свечой в руке заглядывает на чердак, он не спеша спускается по лестнице. С волчьим аппетитом глотает разогретый ужин и молчит.

Бабушка Тирца начинает его воспитывать:

— Будешь отца любить? Будешь отвечать, когда он тебя спрашивает?

Симха-Бинем открывает набитый рот, так что плохо пережеванная пища чуть ли не падает обратно в тарелку, и отвечает:

— Нет.

Бабушка Тирца сердится:

— Сын должен любить отца! Наказание — это для твоей же пользы.

Симха-Бинем поднимает от тарелки голову, задумывается, выставив вперед широкие ноздри, и вдруг говорит:

— Вырасту — убью его.

3

Симха-Бинем перестал дружить с мальчишками из хедера. Он поссорился с ними, и вот почему.

Однажды вечером они играли во дворе синагоги. Играли в лошадки, и Симха-Бинем, как всегда, был конем.

Он ржал, бегал, рыл ногой землю и прыгал, как настоящий жеребец. Но сын служки Мойшл, мальчишка с очень длинным носом и тонкими, ярко-красными губами, вдруг остановился, оглядел Симху-Бинема и сказал визгливым, вечно недовольным голосом:

— Погодите-ка. Так не пойдет, он не настоящий конь, у него подков нет.

— Подков?

Дети удивленно уставились на Симху-Бинема, будто впервые его увидели.

— И правда! — Им, кажется, даже стыдно стало, что они сразу не заметили такой простой вещи.

— Надо его к Велвлу отвести, — решили они хором. — Но!

Симху-Бинема взяли под уздцы и повели в угол двора, где стояла баня.

Сын хозяина бани Велвл был вполне взрослый парень, ему уже стукнуло тринадцать, но он даже молиться до сих пор не научился и все сидел в хедере вместе с малышней. Мальчишки очень его уважали. Во-первых, за грош он приводил их к задней двери миквы и показывал, как женщины окунаются в воду.

— Смотри, смотри, — подталкивал он к щелке. — Видишь?

Во-вторых, он был мастер на все руки. Мог снять с бутылки кваса проволоку и скрутить из нее очки, точь-в-точь как настоящие; из листа бумаги мог сделать шапку-треуголку; из древесной коры вырезал чудесные лодочки и шкатулочки; из сломанного ключа мог смастерить пистолет.

В глубоких карманах слишком больших, отцовских, штанов у него всегда был целый магазин всевозможных винтиков, гвоздиков, шестеренок, и за грош или кусок хлеба с маслом он мог сделать что душе угодно. Вот к этому Велвлу мальчишки, как заправские извозчики, и привели Симху-Бинема.