На чужом поле. Уснувший принц - [19]

и контейнеры, заполнял тележку разным товаром - чемоданами и тетрадями, зажигалками и отрезами материи, коробками с обувью и столичными сувенирами с обязательным изображением статуи императора и тянул все это к грузовому лифту. А потом вез тележку по секциям универмага, покрикивая: "Посторонись! " - сдавал товар и вновь возвращался к платформе.

Первыми полученными мной деньгами я расплатился за ночлег, оставил немного себе на столовую, а с остальными пришел к Лон - отдать хоть часть долга. Никто не отозвался на мой звонок. Можно было подождать Лон, но я не стал ждать. Я подсунул деньги под дверь и ушел.

В общежитии я старался не терять времени даром. Я слушал разговоры и вступал в разговоры, я говорил и слушал, я задавал наводящие вопросы и кое-что узнал.

Я узнал, что прелестные крошки очень хорошо охранялись. Образцово охранялись. В одном из открывающихся только изнутри дворцовых залов постоянно, сменяя друг друга, дежурили члены правительства, Совета сорока пяти, дежурили у той заветной кнопки, посредством которой можно было уничтожить планету. Узнал я и о том, что лично Корвенсак Сорий Милонд Богоугодный, откладывая все государственные дела и заботы, проводит проверку членов Совета сорока пяти на детекторе лжи перед дежурством у кнопки, дабы выявить коварные замыслы очередного дежурного, если таковые замыслы этот дежурный вынашивает.

Был уже случай, когда вышеупомянутые замыслы действительно обнаружились. Император с помощью детектора уличил одного из членов Совета в неискренности при заступлении на дежурство у кнопки и принял соответствующие меры. Кнопка была надежно заблокирована, перестав выполнять свою роковую функцию, а монарх средствами массовой информации известил Страну о своем отъезде с лечебно-профилактической целью на западные острова, оставшись, однако, в Столице. В урочный час кандидат в диктаторы, оказавшись один на один с заветной кнопкой, дающей власть, объявил о своих диктаторских намерениях. Ему, закрывшемуся в главном зале Страны, казалось, что наконец-то на руках все козыри. В выступлении по радио он предложил подданным переправить монарха в райские кущи и признать его, члена Совета, верховное главнокомандование, угрожая в противном случае разбудить крошек. Корвенсак тоже не преминул воспользоваться радиовещанием и призвал Страну не верить претенденту. Прошли вечер и ночь, отмеченные волной массовых самоубийств и погромов, и наутро претендент, не услышав ответа на свои призывы, нажал кнопку. И тут же скончался. От инфаркта, как показало вскрытие. Кнопка, естественно, не сработала и - настал час императора. В речи, с которой монарх обратился к подданным, вскрывались черные замыслы претендента и восхвалялся детектор лжи, определивший неискренность покойного.

Случай этот показал всем потенциальным путчистам безнадежность попыток перехитрить детектор, привел к усилению охраны заветного зала и явился причиной добровольной отставки семи членов Совета, которые носили в ранцах маршальские жезлы. Корвенсак Сорий Милонд Богоугодный оставался неуязвимым, как и положено любому богоугодному деятелю.

Работа моя, хоть и являлась индивидуальной, тем не менее, не исключала возможности общения с другими людьми в синих халатах. В раздевалке, на платформах, в грузовом лифте. Вечерами после разгрузки и развоза. Был тут один русоголовый парнишка, напоминавший своим бурчанием Славу моего Федиенко. Только Слава бурчал по поводу отметок, а паренек этот, Тинт, - по поводу жизни. По поводу такой жизни. По поводу существующего режима. "Возможно, - бурчал Тинт, - император наш и богоугодный. Но я-то ведь не бог, а тинтоугодным его никак не назовешь". Судя по его высказываниям, паренек и сам не знал, что же конкретно нехорошо в Стране, но в неправильном устройстве жизни он был уверен. Тинт мечтал о низведении императора до уровня грузчика универсального магазина с вручением персональной тележки, изъятии из подземелья прелестных крошек и уничтожения их в океане, подальше от островов, чтобы земля зашаталась и в небе вспыхнули тридцать три радуги. Тинт, конечно, не знал о Хиросиме и Нагасаки и представлял атомные взрывы как безобидный фейерверк. "А впрочем, - всегда завершал Тинт свое бурчание, - я против императора ничего не имею. Мы друг другу жить не мешаем".

Общение с Тинтом показало мою неприспособленность к жизни в другом мире. Все мы воспитываемся на принципах откровенности, коллективизма и взаимопомощи и просто представить я себе не мог, что искренность может быть принята за ложь, открытые и честные разговоры - за провокацию, а хорошее бескорыстное отношение - за стремление во что бы то ни стало втереться в доверие. Я, учитель, воспитатель подрастающего поколения, оказался просто не готовым к жизни в других условиях. К жизни в империалистическом обществе времен Корвенсака Сория Милонда Богоугодного.

Выяснилось, что я плохо разбираюсь в людях. Тинт, русоголовый паренек, который в других условиях мог быть моим учеником, бойко рассказывать на уроках о материалистическом понимании истории и классовой борьбе, а на переменах курить за углом или целоваться с одноклассницей, юноша Тинт преподал урок мне, преподавателю уроков. Вот так.