На чужбине, 1923-1934 - [11]

Это заставило нас уйти из центра Гуляй-Поля на свои нелегальные квартиры, оставив немецкое командование в покое.

На другой вечер собралось нас человек двадцать вооруженных карабинами, и мы еще раз пошли в центр Гуляй-Поля с целью взорвать это командование, но по пути поймали голову державной варты и несколько вартовых; но так как среди схваченных вартовых был также и наш человек, который был послан нами на эту должность с известной целью, мы принуждены были их всех отпустить.

Однако, произведенный шум заставил немецко-австрийское командование устроить облаву по Гуляй-Полю.

Отложив выступление, мы выехали в район под Синельниково.

В районе еще раз условились с несколькими своими повстанческими организациями о выступлении и 22 сентября 1918 года мы, взяв 7 человек из организации деревни Терновое, пулеметы системы Максима и Люйса, сели на тачанки и в 12 часов дня выехали по дороге через Лукашево на Гуляй-Поле (около 90 верст расстояния).

Проехав верст 25, подъезжая к Лукашеву, мы встретились с конным отрядом и, подпустив его на 70 шагов расстояния, скомандовали сдаться. Отряд схватил винтовки с плеч и взял их на изготовку.

Наш пулемет открыл огонь, и отряд сдался.

Разоружив его, мы узнали, что это отряд уездной варты под командой поручика Мурковского объезжает район.

Мы также назвали себя карательным гетманским отрядом, присланным из Киева по приказанию гетмана навести в бунтарском александровском уезде порядок.

Доказательством этого на мне была военная форма с погонами капитана. Командир разоруженного отряда этому очевидно поверил и рассказал мне, где, в каком селе и какие стоят немецкие и гетманские карательные отряды.

В конце концов я ему, командиру, и всем его подчиненным заявил, что я революционер Махно. - «Вы не бойтесь, я вас расстреливать не намерен. Вы ведь не отстреливаетесь». Заявление, что я - Махно, всех людей этого отряда по-видимому обеспокоило, и они бросились ко мне с просьбой: - «Едемте, Махно, к нам; мое имение вон там-то; там, сколько хотите, получите от нас денег».

Услыхавши это, я приказал всех их расстрелять, как подлых людей, способных в любую минуту при других обстоятельствах казнить своих идейных классовых врагов, а сейчас, когда попались им в руки, хотят их честь подкупить.

Приказание было исполнено. Отряд был расстрелян. После чего мы некоторые тачанки оставили в хуторах, а сами сели на их верховых лошадей и поехали в Гуляй-Поле.

IV

В Гуляй-Поле нам остановиться не пришлось. В нем было полно немецких войск. Поэтому мы остановились в с. Марфополь, близ Гуляй-

Поля. Отсюда был послан человек в Гуляй-Поле с запросом, готовы ли гуляй-польцы к наступлению. Ответ был, что мое личное присутствие в Гуляй-Поле необходимо.

25 сентября я готовился к выезду в Гуляй-Поле, но австрийцы и гуляй-польская варта меня предупредили. Они, по обыкновению, во всем гуляй-польском районе делали на неделю два-три раза обыски у крестьян, ища оружия, неблагонадежного элемента и т. п., и как раз налетели на наше расположение. Мы успели, однако, запрячь лошадей в тачанки с пулеметами и выскочили за деревню. Лошади же верховых, седла, одежда все это осталось на квартире. Пока австрийцы, немцы и вартовые копались в нашей одежде, мы пришли в себя, я успел дать распоряжение нашим разбежаться по дворам, а сам с пулеметом и его первым номером повернулся прямо к бежавшим за нами, человек 12-15 австрийских солдат. Подпустив их на 8-10 саженей к тачанке, пулеметчик их в упор частью расстрелял, а частью обратил в паническое бегство; тех же, кто был во дворах, наши порасстреливали.

Сами, забрав все, что оставалось на квартире, быстро выехали в поле. Моментально об этом дано было знать в Гуляй-Поле. Немецко-австрийские войска из Гуляй-Поля прибыли в Марфополь, расстреляли хозяина, где я стоял на квартире, взяли с деревушки несколько сот тысяч контрибуции за убитых и возвратились обратно в Гуляй-Поле.

Само собой понятно, что как мы, так и крестьяне этого им простить не могли.

Я спустя сутки времени с несколькими гуляй-польцами ночью въехал в Гуляй-Поле, которое немецко-австрийские войска покинули, оставив лишь роту свою и человек 80-100 вартовых.

А на другую ночь я собрал человек 400 вооруженных крестьян, и мы выгнали из Гуляй-Поля и остальных, народом не признанных, блюстителей законности.

V

Держа в своем распоряжении почту, телефонную станцию и станцию Л.Ж.Д. и оградив себя дозорами и разъездами, мы поспешили выпустить воззвания к крестьянам - одно в 20 000 экземпл., другое в 7000, призывая восставать и бить своих врагов немцев, австрийцев и всевельможного гетмана Скоропадского. Эти листовки через крестьян были доставлены всем раньше нами организованным по селам инициативным повстанческим группам. На районе тоже повстанцы начали атаковать немцев, австрийцев и гетманцев.

Это был первый открытый народный протест против своих насильников.

Но пока мы организовывались в Гуляй-Поле, немцы, австрийцы и гетманцы также не спали. Они - один из Полог, другие из Рождественки и Покровского - беспрерывно по телефону вызывали гуляй-польский революционный повстанческий комитет и вели с нами переговоры относительно входа их войск в Гуляй-Поле.