На бородинском поле - [8]

Стрельба русских орудий с появлением Кутузова участилась. И противник усилил огонь. На соседней батарее снаряд попал в зарядный ящик и взорвал его.

"Не надо их дразнить!" - про себя сказал Кутузов и, повернув коня, шагом поехал перед новой линией фронта, назад к Горкам. Справа от Кутузова ехал генерал Беннигсен, слева - полковник Толь. Свита растянулась по дороге. Между пехотой и артиллерией образовалось вдоль дороги нечто вроде улицы. Кутузов хвалил и благодарил войска громко и звучно. Сняв фуражку, он ехал перед войсками с обнаженной головой. Солдаты ему отвечали стройно, хотя и не громко. Армия утратила готовность к бою, но боевой способности не потеряла.

- Слава богу, армия уцелела, - сказал Кутузов.

- Да, ваша светлость, - возразил Беннигсен, - но до темноты еще четыре часа - он может пустить в дело гвардию, чтобы довершить победу...

- Победу? - изумился Кутузов. - Победили мы! Что вы скажете, Карл Федорович?

Толь ответил сразу - по-видимому, его мнение уже сложилось:

- Кто победил, мне, ваша светлость, неясно, но я думаю - это сейчас неясно и для противника. Времени до конца дня достаточно, - господин генерал прав в одном. Наполеон располагает тридцатью - сорока тысячами своих лучших войск. Если он сомневается в победе, то имеет возможность сделать еще одно большое усилие, чтобы разрешить сомнение. Тогда он разобьет нас в пух и прах. Это в его духе, в духе того метода, которому он обязан своими победами и славой. Но я уверен, что он этого сегодня не сделает. Предприятие его огромно. Силы он собрал колоссальные, но они растаяли еще до нынешнего дня. Сегодня потери его велики. Для него теперь всего важнее сохранить армию. Ведь скоро речь зайдет о мире... Зачем ему ставить на карту последние силы? Ведь он не знает наших потерь. Он ограничится тем, чего достиг...

- Да, но... - возразил Беннигсен. - Если продолжение боя невыгодно для нас, то оно выгодно для него!

- Это абсолютно неверно! - очень живо ответил Толь. - Пусть интересы двух полководцев различны - вовсе не обязательно, чтобы один из них сделал ошибку. Война, что бы ни думал Наполеон, похожа на шахматы только поверхностно. В шахматах что невыгодно белым, то наверняка выгодно черным. На войне не так. Вот сейчас бой невыгоден для нас, и он так же невыгоден для Наполеона. Обе стороны сейчас заинтересованы избежать боя.

- Да, но... - опять возразил Беннигсен. - Если не сегодня, то он атакует нас завтра!

- Завтра мы атакуем его! - оборвал спор Кутузов.

Несколько шагов три всадника проехали молча. Затем Толь осторожно сказал:

- И для Наполеона и для нас остается вопрос о Москве.

- Да, Москва, Москва! - вздохнул Кутузов.

* * *

Возвращаясь с левого фланга к Шевардинскому редуту, Наполеон сетовал на себя, что так легко поддался обману, приняв показную атаку русской конницы за серьезное нападение, но бесповоротно решил не пускать в дело гвардию. Он сказал об этом маршалам.

- Вы забыли свое ремесло! - с солдатской прямотой воскликнул маршал Ней.

Наполеон прощал и позволял Нею то, чего он никогда бы не простил и не позволил кому-нибудь другому. Сын простого ремесленника, бондаря, неукротимый республиканец, Ней с большим трудом переваривал превращение республики в империю и революционного генерала Бонапарта в императора Франции. Наполеон потратил много труда, чтобы приручить Нея - он долго не хотел стать маршалом и навсегда остался суровым солдатом.

Наполеон ответил на дерзкое замечание Нея угрюмым молчанием. Он мог бы доказать ему, что руководил боем с прежним искусством, приложил все старания и опыт. И если сражение окончилось не так, как хотелось ему, то надо было признать, что в первый раз Наполеон встретил в лице Кутузова равного противника. Вот в этом-то и трудно было сознаться.

Перед наступлением темноты Наполеон объехал поле сражения. Не следует думать, что Наполеон тешил свою кровожадность, хотел надышаться тяжким смрадом боевого поля, полюбоваться тысячами убитых врагов. Наполеон объезжал поле сражения, следуя древнему обычаю полководцев, чтобы показать, что полем владеет он. Однако не только для этого.

Он спешил до письменных сводок собственными глазами видеть свои потери и потери русских. Сосчитать убитых он не мог: потери обеих сторон измерялись не тысячами, а десятками тысяч. Местами мертвые тела лежали грудами. Конь Наполеона искал места, куда поставить копыто, не наступая на мертвое или живое тело. Со всех сторон слышались стоны и крики раненых, напрасно моливших о помощи. Потери велики - Наполеон не мог сосчитать их и, конечно, не считал, но видел ясно, что на каждого убитого и поверженного француза приходится только один мертвый или раненый русский. Это и приводило Наполеона в яростное изумление, как и ничтожное количество взятых пленных и отбитых орудий - русские отдали всего девять пушек. Кутузов сохранил всю свою огромную артиллерию. Всклокоченный, красный от натуги, с воспаленным мрачным взглядом возвратился Наполеон в свою ставку. Маршалы поняли одно: разбиты ли русские, еще вопрос, но этот человек разбит если не навсегда, то надолго.

Наполеон повелел своим войскам отойти с поля сражения на те позиции, которые они занимали до боя. В таком приказании не было особенной нужды. Наполеон видел, что его солдаты нестройной толпой самочинно покидают поле: оставаться на ночь среди убитых, слышать вопли умирающих было невыносимо. Повеление очистить поле было все-таки сделано. Все - от маршала до последнего барабанщика - должны считать, что все совершается по воле Наполеона.