На бильярде играют в одиночку - [15]

— Давай еще бутылку и что-нибудь закусить. На твое усмотрение.

Обычно он никогда не пил в это время: но сегодня играть явно не придется.

— Все население мира, Гоша, делится на три категории, — поучал Поэт. — Я только что объяснял это Валентину, однако он со мной не желает соглашаться.

— Я согласен, — меланхолично махнул вилкой Валентин.

Он жевал антрекот и спорить не хотел.

— Наконец-то! — обрадовался Поэт, но тут же нахмурился. Ему хотелось продолжения полемики, и, к счастью, Валентин это понял.

Валентин проглотил антрекот и хлебнул минералки.

— Но я согласен отнюдь не во всем.

— Вот, пожалуйста, — азартно огорчился Поэт. — Тогда ты, Гоша, изложи свое мнение.

— Я пока не в курсе, о чем идет речь.

— А я тебе объясню, — Поэт положил вилку и сел поудобнее. — Весь бильярдный мир, как я уже сказал, делится на три категории: любителей, дураков и профессионалов. Любители играют в свободное от своей основной деятельности время и исключительно ради отдыха, чтобы снять напряжение. Вот, например, Черчилль. Отдыхал за игрой после ежедневной двенадцатичасовой напряженнейшей работы.

— Черчилль играл не на бильярде. Он играл в бридж, — поправил Валентин, — и, говорят, весьма профессионально.

— А я знаю, — возмутился Поэт. — Разве я сказал: на бильярде? Он действительно был классным бриджистом, но человек, который понимает толк в бридже, просто обязан любить бильярд. Но я отвлекся. Итак, вторая категория. Она самая большая. Это — дураки.

Поэт остановился, ожидая реакции, но ее пока не последовало. Валентин уже слышал все прежде, а Денисову сейчас было не до дискуссий.

— Да, дураки, — повторил Поэт. — Это наши собратья-обыватели, которые не сумели найти себя ни в чем. Или не пожелали. По глупости и природной лени. В жизни их ничто не состоялось. Они не стали ни докторами наук, ни партийными работниками. Они, бедняги, даже не сумели никого полюбить. И поэтому, отсиживая часы на ненавистной службе, протирая на задницах штаны, они весь день мечтают лишь о звонке, который освободит их от присутственного места и позволит заняться любимым делом. То есть им так кажется, что любимым. А в сущности, они просто прячутся от жизни возле бильярдного или карточного стола, альбома с марками или какими-нибудь дурацкими этикетками. Но самое главное, что и этим заниматься они толком не умеют и никогда не научатся.

— Ну а третья категория? — спросил Денисов.

— Самая маленькая и — самая главная. Это — профессионалы. Ты, Гоша, единственный среди нас представитель этого племени. Я, кстати, не понимаю, почему ты не пьешь. Давай, Гоша, выпьем за профессионалов.

— Я с тобой с удовольствием выпью, — Денисов поднял рюмку. — Только объясни, пожалуйста, какое место ты отводишь профессионалам? Непосредственно перед дураками или сразу после них?

— Над, Гоша! Только над! — страстно воскликнул Поэт. — Профессионалы, если быть до конца точным, это даже не категория. Это привилегированный класс, который существует за счет дураков и отчасти любителей. Только первые отдают деньги в силу природной глупости, а вторые — совершенно осознанно. Из эстетического чувства. Полагаю, ты меня понимаешь?

— А меня к кому ты относишь? — внезапно спросил Валентин.

Поэт посмотрел на него удивленно, а потом засмеялся и погрозил пальцем.

— Ты — ни то, ни другое, ни третье. Ты, Валентин, делец. Эстетические чувства тебе чужды. Впрочем, в своем роде ты тоже профессионал.

— Вот как, — Валентин явно обиделся. — Ну а сам ты кто такой?

Поэт задумался и погрустнел.

— Кто? Скажу тебе честно: черт его знает. Я завидую Седому. Для него нет загадок в его ремесле, ибо он — профессионал. Он мастер и может все. А мое ремесло для меня сплошь в загадках. Почему у меня не получается гениально, даже если очень хочется? Скажи, почему? Вот и я не знаю. Но при всем при том я живу именно за счет своего ремесла. Так что я не знаю, Валентин. И не понимаю, какого черта ты мне задаешь такие вопросы!

Он взволнованно плеснул из бутылки себе в рюмку, едва не промазав.

— Гоша, ты опять не пьешь? У тебя что, игра сегодня?

— Что-то вроде того… — Денисов внезапно понял, что испытывает сейчас отвращение к спиртному.

— В таком случае не настаиваю. — Поэт хлопнул рюмку и сосредоточился на закуске.

— Валентин, мне надо с тобой поговорить. Можно тебя на пару минут? — попросил Денисов.

Через прокуренный насквозь, вопящий буфетный зал они прошли в холл.

— У меня тут некоторые проблемы возникли, — сказал Денисов.

— Мой бумажник всегда к твоим услугам, — немедленно отреагировал Валентин.

— Дело не в этом… Хотя и это тоже, может быть. Если действительно понадобится, ты мне сможешь тысяч сорок одолжить?

Валентин вытащил сигарету и задумчиво помял в пальцах.

— Это немалые деньги.

— Ерунда, — нервно сказал Денисов. — Пару месяцев хороших гастролей по южному побережью. Ты же знаешь!

— Я знаю, — кивнул Валентин. — Так это все проблемы? Мне показалось, ты начал не с того.

— Верно. Деньги — в крайнем случае. Ты помнишь тех орлов, что вчера в «академию» приходили? Чьи они? Ты их знаешь?

— Лично я их не знаю, — от усиленного разминания сигареты в пальцах Валентина была уже не сигарета, а одна бумажка — весь табак высыпался. — Да и чего их знать. Это шестерки какие-то. Но в принципе выяснить можно. А в чем дело?