На безымянной высоте - [30]

— Очень больно? — тихо спросила Катя, увидев, как Малютин невольно сжал зубы, когда Оля умело смазала йодом вокруг его раны на плече, а потом стала бинтовать.

— Да нет… — Он прикрыл глаза. — Пройдет.

— Помолчите! И не мешайте, — сказала ему Оля, затягивая бинт потуже.

— Спасибо. Представляешь, Оля меня второй раз выручает, — сказал он Кате. — Там, на дороге, она одним выстрелом убила пулеметчика, который стрелял в нас с колокольни.

— Я всегда и всего добиваюсь одним выстрелом, — сказала Оля скорее Кате, чем лейтенанту. — А теперь давайте сюда вашу гимнастерку, я ее быстро постираю.

— Нет, лучше я! — потянула к себе гимнастерку лейтенанта Катя.

— Спасибо, свое я стираю только сам, — смутился от такого агрессивного женского внимания Малютин.

Но Оля уже молча и деловито отобрала у Кати его гимнастерку, собираясь ее унести.

— Очень больно? — снова спросила Катя, когда Оля ушла.

— Да нет, не очень… — Он прикрыл глаза. — Так ты больше Блока любишь? А я Есенина…

* * *

Особист капитан Шульгин подошел к группе солдат и сержантов, окруживших водителя Краснова.

— Не, что ни говори, если бы не этот лейтенант… — все еще повторял, крутя головой, водитель Краснов. Похоже, он никак не мог прийти в себя после всего случившегося.

— То что бы было? — перебил его капитан Шульгин, и сидевший на бампере своего «ЗИС-5» водитель Краснов тут же вскочил. — Если бы не лейтенант Малютин, то что бы произошло? — повторил вопрос Шульгин.

— Ну я так-то не знаю… — растерялся тот.

— Зато я знаю. Вы привезли бы этих вооруженных диверсантов прямо в расположение штаба полка, куда они и собирались, так?

— А что я мог сделать? — Краснов развел руками. — Он мне автомат под ребра: вези, мол.

— Во-первых, сначала сменить штаны, — насмешливо сказал капитан Шульгин и, не торопясь, закурил папиросу из той же пачки «Казбека», из которой угощал старшину Безухова, после чего протянул ее водителю: — Курите!

Когда тот послушно взял одну, Шульгин повел раскрытую пачку по кругу, и она быстро опустела.

— Я хотел применить военную хитрость, в смысле чтоб их обмануть, — сказал, приободрившись от такого внимания, водитель Краснов после первой затяжки. — Пусть думают, что я их испугался, и таким образом утратят бдительность…

— А что дальше? — спросил Шульгин.

— А потом бы что-нибудь, наверно, придумал. Я, товарищ капитан, воевать с диверсантами не обученный. Я больше за рулем, всю войну, считайте, прошел.

— Тут ведь не надо обучаться борьбе с диверсантами. Тут надо просто не забывать свой воинский долг. А в чем он состоит? Помните, как учил Суворов: сам пропадай, товарища выручай. Вот и выручили бы своих товарищей… Я, Краснов, там все осмотрел. И увидел: на дороге есть одно такое место справа по ходу, где обрыв и глубокий овраг, — продолжал Шульгин. — Это чуток не доезжая развилки, где вас ждал лейтенант Малютин. Вы видели этот обрыв?

— Ну видел…

— Видели… Так вот, исполняя свой воинский долг, согласно присяге, ты, ефрейтор Краснов, должен был на полном ходу повернуть руль вправо и сбросить машину вместе с диверсантами в этот овраг. А то если бы лейтенант Малютин не справился с диверсантами, в силу их численного превосходства, ты так бы и привез сюда этих власовцев или фашистов… То есть упустил ты, ефрейтор, шанс погибнуть смертью храбрых, как написали бы тебе на родину в похоронной. И потому ты умрешь как трус и предатель, по приговору трибунала… Все, нечего тут рассиживаться! Вставай, идем со мной!

Когда Краснов и шедший рядом капитан Шульгин поравнялись с Иноземцевым, тот остановил их жестом:

— Товарищ капитан, куда вы ведете нашего водителя?

— Я его арестовал, — холодно ответил Шульгин. — Он, конечно, не диверсант и даже Родину любит… Любишь Родину? — спросил он у понурого Краснова.

— Да… — ответил тот.

— Вот видите, Родину он любит, но собственная шкура ему все равно дороже. И привез бы прямо сюда, в своей машине, которую мы хорошо знаем, этих диверсантов-смертников в нашей форме, вооруженных гранатами и автоматами. Если бы не лейтенант Малютин. И тогда не разговаривать бы нам сейчас с вами, товарищ майор, а ваше совещание пришлось бы закрыть по причине гибели всех или большинства его участников… Что смотришь? — прикрикнул капитан Шульгин на водителя. — А ну пошел, и не оглядывайся!

Иноземцев ничего не ответил капитану, а только долго смотрел вслед, играя желваками.

4

Иноземцев вернулся в штаб, где продолжались, разгораясь, прения, заводилой которых был он сам, самый младший по званию и самый молодой среди присутствующих.

— Попрошу сосредоточиться. — Полковник Егоров постучал карандашом по столу. — Продолжайте, Сергей Павлович. Вы готовы? Больше не будете отвлекаться?

— Постараюсь, товарищ полковник… Для меня главный урок войны такой: немцы не дурнее нас, — сказал Иноземцев. — А в тактике до сих пор они зачастую искуснее.

— Тебе, Сергей Павлович, в немецком Генштабе бы служить, — сказал все тот же Анисимов, и все рассмеялись.

— Повторяю, — продолжал, нахмурясь, Иноземцев. — На месте противника я бы именно здесь, на нашем участке, где «исы» и «тридцатьчетверки» могут развить наибольшую скорость, заманил наши танковые соединения подальше в глубь своей обороны и там уничтожил, — сказал Иноземцев. — Полагаю, именно таков их план.