На безымянной высоте - [15]

— Это ж на сколько я тебя моложе? — обиделся Михаил.

— На пять лет, мало тебе? Ну на десять. И не тяни кота за хвост. Может, еще капустки квашеной у них раздобудешь… Хороша у них капустка! С хрустом, с моченым яблоком, с клюквой. Знает, душа кулацкая, чем русской душе угодить. К тому же Ева души в тебе не чает. В тот раз я ходил, а она все спрашивала: Михаил-то когда придет?

— Ну, — подтвердил Прохор. — Сам видел, дед только отвернется, она ручкой машет, вроде приглашает… Михаила, иды сюды… — изобразил он женский голос. — Вроде как за капустой, а там иди знай, чем она желает заняться.

И подмигнул Михаилу под общий смех. Тот насупился, приостановив перемотку портянок.

— Будет трепаться. А то сейчас сам побежишь.

— Уважь, Миша, — сказал ему Иван Безухов. — Потом вместе с тобой сходим. Покажешь, что за дед.

Тот кончил наконец с портянками, обул офицерские сапоги, поднялся с недовольным видом.

— Поаккуратней там, — сказал Иван. — А то снайпер этот…

— Он только начальство отстреливает, — пренебрежительно отмахнулся Михаил и вышел.

— Так думаете, Петя знал, что все так с ним будет? — спросил Иван после продолжительного молчания.

— Говорил вам, а вы не верите… От Бога это все, — вполголоса сказал Степан. — Одного вы не поймете. Петя во всем был правильный мужик, а таких Бог всегда привечает. И свои тайны им открывает.

— Ну да, Петя был святой… Опять ты, Степа; со своей религиозной пропагандой! — хмыкнул заметно захмелевший Прохор. — Тебя политрук сколько раз предупреждал. А ты за свое.

— Ты-то вроде не политрук пока, — негромко сказал ему Иван. — И сам крещеный.

— С этим снайпером мы еще наплачемся, — продолжал Степан. — Первый раз такого встречаю. Все время, гад, позицию меняет. Похоже, оптика у него специальная, какой у нас нет. Он, сволочь, за всеми следит, интересно ему, как мы тут живем и что у нас делается… На днях утром бидон с молоком тащили местные к нам на передовую, так он его прострелил. Они его бросили и разбежались. Все молоко вытекло. Парное, парило прямо, представляешь?

— Ну. Так и чувствуешь: видит он в свой прицел, как ты портянки перематываешь… — хмыкнул Прохор. — До ветру выйдешь, сядешь к немцу, как всегда, спиной, и мурашки по спине: вроде он за тобой наблюдает.

— Вот у финнов такие же снайперы были, — сказал Степан после некоторой паузы. — Как вспомнишь, так вздрогнешь… До Маннергейма этого еще не дошли, а они половину нашей роты положили. Может, этот тоже финн?

— Вон, значит, почему начальство прислало к нам эту чемпионку СССР, — сказал Иван Безухов. — Олей звать, молодая совсем. Тоже вместе с ней сюда добирались. Чего смотрите? Начальство свое дело туго знает. Раз сами не справляетесь, так поглядите теперь, как школьница это сделает… Что улыбаешься, Проша, если я по дороге сюда своими глазами видел, как она пулеметчика с колокольни срезала — одним выстрелом.

— А я что, против? — пожал плечами Прохор. — Я молчу… Улыбнуться уже нельзя.

— А до нее он никому голову не давал поднять! — закончил Иван. — Только лейтенант и «доброволец» этот, как же его… Коля Малахов, вот, до него добрались, а у него уже дырка во лбу.

— Ну это ты, Ваня, зря, — хмуро сказал Степан, — что мы не справляемся… Мы тоже не лыком шиты… А на хитрую жопу кое-что уже нашли. Зря, что ли, вторые сутки в секрете его выслеживаем? Тут, свой стрелок у нас в полку отыскался, что на гражданке белку в тайге бил. Земляк мой… Сейчас он в секрете вместе с нашими сидит, вот так вот…

Прохор скривился, скептически махнул рукой.

— Старовер какой-то… — сказал он. — Или сектант, что ли.

— Ну и что, что старовер. — Степан взглянул на трофейные часы. — А ты маловер! Говорю тебе, он земляк мой. Когда зверя стрелял, так в глаз дробиной попадал, чтоб шкуру не портить.

— Это он тебе сам рассказал? — криво усмехнулся Прохор. — Про глаз?

— А то я так не знал, — хмыкнул Степан. — Я еще до войны про него в нашей районной газете читал. Он план по мягкому золоту, в смысле по соболю, перевыполнял, рапорт товарищу Сталину по этому случаю написал, обещал повысить показатели. Таких, как он, по пальцам можно пересчитать. Вот скоро, Ваня, наших в секрете сменим — и сам его увидишь… Он свое дело сделает, если немец высунется. Ну чего, может, пойдешь. с нами? — спросил он Ивана. — Хоть посмотришь на этого старовера. Только учти, мы про него нашему начальству ни слова, чтоб не лезло с ценными указаниями.

— Вроде бы я тоже начальство какое-никакое, — нахмурился Иван Безухов. — И должен бы доложить по команде о вашем самоуправстве.

— Да какой ты начальник! — махнул рукой Степан и тут же осекся, увидев каменное лицо старшины Безухова. — Ну чего, может, еще по одной?

Они помолчали. Было слышно бульканье коньяка, остатки которого Иван разлил по кружкам. А фляжку, как память о погибшем друге, он положил в свой вещмешок.

— Ну, чтоб мы были живы и смерть немецко-фашистским захватчикам! — сказал он. — А после в секрет ваш, так и быть, сходим, поглядим, что там у вас и как.

— Да уж так вот. Больше в секретах сидим да раны, у кого какие есть, зализываем. Готовимся, одним словом… — Степан кивнул куда-то наверх, откуда по-прежнему доносился далекий гул и вой танковых двигателей. Они замолчали, закурили, раздумывая.