На берегах Дуная - [63]

— Да… Я… Слушаю… Добрый вечер, товарищ маршал. Да, на всем фронте тишина. Подозрительно. Совершенно точно. В том, что ударят, я не сомневаюсь, только неясно, какими силами. Нет, нет… Я считаю, что удар будет именно на правом фланге. И удар комбинированный, одновременно с фронта и через Дунай по флангу и тылу… А что в Будапеште?.. Поскорей бы, товарищ маршал! Развязать руки и бить на Вену… У меня по тылам бродят мелкие группы противника… Нет, серьезной опасности они не представляют, беспокойство только… Да, да… Слушаюсь… Спасибо… Спокойной ночи?.. Нет, у меня теперь не будет спокойных ночей…

Он склонился над картой. Сотни раз просмотренная и в деталях изученная местность опять казалась новой и загадочной.

Много боев пришлось провести Алтаеву в самых различных условиях. Сталинградские степи… Так же вот, как и здесь, напролом рвались к окруженным войскам Паулюса танковые дивизии Манштейна… Река Миус, и за ней многотраншейная оборона… Перекопский вал, который пришлось штурмовать в лоб и вслед за этим прорывать Юшуньские позиции. Севастополь с его укрепленными фортами… Белорусские леса и болота, где, рассекая противника на части, пробивалась Советская Армия к своим государственным границам.

И всякий раз, готовясь к решающему бою, Алтаев напряженно искал разгадку замыслов противника. Сотни противоречивых условий и обстоятельств надвигались со всех сторон. Хорошо, конечно, когда о противнике знаешь все. Тогда спокойно группируй войска и срывай его замыслы. Но так на войне не бывает. Сумеет противник сосредоточить крупную группировку и нанести молниеносный удар — оборона армии может быть смята и прорвана. А это было бы катастрофой.

Алтаев вспоминал все случаи из военной истории и своей личной практики, когда в силу сложившихся обстоятельств приходилось вести борьбу в неравных условиях. Особенно отчетливо вставали в его памяти события лета 1941 года. Тогда огромные массы гитлеровских войск были сосредоточены на решающих направлениях, а еще не успевшие отмобилизоваться советские войска были разбросаны по всей стране. Враг обладал огромным превосходством в силах и особенно в технике. Чтобы остановить его, нужно было величайшее искусство полководца и несгибаемая воля к победе армии и народа. И враг был остановлен, а затем разгромлен под Москвой, под Ростовом, под Тихвином. Что помогло Советской Армии совершить этот подвиг? Одной из причин был широкий и гибкий маневр силами и средствами, осуществленный советским командованием. Со всех сторон стягивало тогда оно советские войска на решающие направления. Под Москвой были сосредоточены войска, прибывшие из Сибири, с Дальнего Востока, из Средней Азии, с Поволжья и из Закавказья. Прошло сравнительно немного времени, и на основных направлениях превосходство врага было ликвидировано.

— Да! Маневр, только маневр всеми силами и средствами обеспечит успех, — вставая, проговорил Алтаев. — Пусть даже вначале не будет успеха, но итог, итог за нами. Маневр, только маневр, другого выхода нет.

В комнату поспешно вошел Дубравенко и с хода начал докладывать:

— Противник атаковал дивизию Чижова. Бой идет на переднем крае. Силы противника не установлены. Густой снегопад, сплошная темнота. Наступление начато одновременно на фронте до двенадцати километров. Действует пехота. В глубине слышен шум танковых моторов. Одновременно в Шютте противник переправил через Дунай десант. Два батальона дивизии Пантикова ведут с десантом бой.

Лицо Алтаева было спокойно. Только глаза, сужаясь в зрачках, выдавали его внутреннее волнение.

— Что делает Чижов? — спросил он.

— Огнем артиллерии бьет по узлам дорог. Свой резерв привел в боевую готовность.

Алтаев по телефону вызвал члена Военного совета:

— Дмитрий Тимофеевич, зайдите ко мне… Да. Серьезное дело.

Словно забыв о разговоре и о начальнике штаба, Алтаев склонился над столом и долго молчал.

— Это уже не разведка боем. Это не прощупывание, — не поднимая головы, задумчиво проговорил он и резко повернулся: — Как вы считаете, какими силами наступает противник?

— Не меньше трех-четырех дивизий, — ответил Дубравенко.

— Да. Не меньше, никак не меньше. Три-четыре против одной. Тяжело Чижову, очень тяжело.

— Если Чижов в течение ночи сумеет сдержать противника, то в дневных условиях положение резко изменится.

— Если сумеет! Но сумеет ли он? Главное — продержаться Чижову до рассвета, а тогда авиацию поднимем, артиллерию бросим.

Алтаев повернул ручку полевого телефона и вызвал командира правофлангового корпуса.

— Товарищ Добруков, как у Чижова?.. Как это связи нет? А радио?.. Рацию разбили? Что у него, одна радиостанция?.. Немедленно восстановить связь… Как в дивизии Пантикова? Десант сбит? Послушайте, Добруков, вы же сами не раз форсировали реки. Достаточно зацепиться за берег, как дальше все пойдет успешно. А у вас противник зацепился. Мало батальона, бросайте полк, но десант уничтожить! Свой резерв выбрасывайте на перевал горы Агостиан. Перекрыть основную магистраль.

Вошел член Военного совета.

— Связь порвалась с Чижовым, — глянув на него устало проговорил Алтаев, — видимо, диверсионные группы в тыл просочились, при такой погоде это несложно. Константин Николаевич, вызывайте опытного офицера оперативного отдела. Пошлем его к Чижову.