На берегах Дуная - [39]

Впереди разгорелась ожесточенная перестрелка. К Бахареву подскочил Кисленко и, упав на живот, прошептал:

— Саперов не пускают к переднему краю.

— Ничего страшного, — спокойно проговорил неизвестно когда подошедший командир батальона. Он лежал на куче щебня позади всех и смотрел в сторону противника.

— А мины? Напоремся на них, — возмущенно ответил Кисленко.

— Никаких мин перед вами нет, — решительно ответил майор, в упор глядя на Кисленко, — мы артиллерийским и пулеметным огнем все прощупали, нигде ни одного взрыва.

— Разрешите командирам взводов приступать? — спросил Бахарев.

— Да, приступайте, — ответил майор.

От Бахарева в разные стороны побежали люди. Глядя на них, Василькову хотелось каждому пожать руку и сказать, что он выполнит то, что ему поручено, что он надеется на каждого и уверен, что каждый, если случится неожиданное, поможет ему.

Он резко вскочил и пошел к отделению. На небе все ярче разгорались крупные звезды. В прохладном воздухе дышалось удивительно легко. Он вспомнил Валю и подумал, что следовало бы сегодня отправить ей письмо. Видимо, пришла теперь из института и готовится к занятиям, а мама ее рядом сидит, смотрит на нее, и, как обычно, чем-нибудь недовольна. Хорошая она, только ворчливая и властная. А Валя мало на мать похожа. Правда, властности и у нее много. Посмей только возразить, сразу рассердится, но зато успокаивается очень быстро. Так и не удалось им учиться вместе, а сколько об этом мечтали! Она третий курс института закончила, а он в десятилетке не успел доучиться.

Солдаты укрылись за грудами кирпича возле крайнего дома. Они, видимо, знали, какая задача поставлена отделению, и, едва Васильков приблизился, шопотом, наперебой заговорили с ним:

— Кто танком командует?

— А когда артиллерия огонь откроет?

— Саперы тоже с нами пойдут?

Отвечая на вопросы, Васильков всматривался в каждого и чувствовал, что все настроены бодро, боевую задачу воспринимают не как простую обязанность, а как почетный и ответственный долг.

Подводя отделение к дому, где должен был стоять танк, Васильков услышал позади приглушенный вздох и едва различимый шепоток:

— Эх, ночка! Что-то принесешь ты нам?

Это мимолетное восклицание было произнесено с затаенной тревогой. Васильков хотел обернуться, но в это время его окликнули, навстречу вышел танкист и протянул руку:

— Лейтенант Полтавцев. Жду. Моя машина здесь.

Васильков смотрел и нигде не видел танка.

— Вот здесь, слева, — пояснил Полтавцев.

Оказывается, танк стоял у самой стены, закрытый большим плетнем. Из-за плетня виден был только ствол пушки.

Едва успели командиры сблизиться, как танкисты и стрелки перемешались, называя фамилии, имена и пожимая друг другу руки. Кто-то нашел земляка и радостно говорил:

— Сенька, чертяка, ты ли это? А? Вишь, встретились-то где, под самым Будапештом. Да ты смотри, какой стал! Я же тебя карапузом помню, а сейчас и шлем танковый и плечи — косая сажень. Из дома-то пишут, а? А я вчера только получил. Ждут, брат, ждут не дождутся.

— Убрать плетень, — скомандовал лейтенант.

За плетень с обеих сторон взялись люди. Он качнулся, дрогнул и пополз в сторону. Теперь на белом фоне стены отчетливо вырисовывалась красавица тридцатьчетверка. В открытую башню один за другим влезали танкисты.

Наша артиллерия открыла огонь. Ее гул поглотил все звуки. Васильков не мог разобрать, что говорил ему лейтенант. Только по взмахам его рук он понял, что лейтенант рассказывал, как надо сидеть на броне и что делать, когда танк прорвется к зданию. Васильков осмотрел своих солдат. Они лежали правее, левее и позади башни. В мерцающем, неровном свете у всех были суровые, сосредоточенные лица.

Танк рванулся и, раскачиваясь из стороны в сторону, ходко пошел вперед. Теперь отчетливо был виден весь передний край противника. Слева шел второй танк. Рядом промелькнули какие-то люди. Наконец проскочили окопы, где в полный рост стояли два солдата и, видимо, что-то кричали, ожесточенно махая руками.

Танк резко развернулся влево. Васильков чуть не слетел с брони, едва удержавшись руками за край башни. Лейтенант до пояса высунулся из башни и куда-то показывал рукой. Совсем близко была стена метра в два высотой. Танк вплотную прижался к ней и остановился.

— Через стену прыгай! — что есть силы крикнул Васильков и, встав на башню, вскочил на стену.

Чьи-то руки снизу подтолкнули его, и он ухватился за холодные кирпичи. Впереди чернело пустое пространство. Васильков чувствовал, как рядом с ним взбирались на стену стрелки.

— За мной! — крикнул он и прыгнул в темноту. Под ногами зашуршал щебень, колено ударилось об острый выступ.

Не чувствуя боли, Васильков двинулся вдоль стены. Он видел только темное пространство впереди и всем телом ощущал, что позади и слева бегут солдаты. Рокот танкового мотора, автоматная стрельба и гул артиллерии мешали слышать то, что делалось впереди.

А впереди, всего в нескольких шагах, должен быть противник. Васильков сейчас ни о чем не думал. Его охватило то состояние, когда все силы человека сосредоточены в одном стремлении — защитить себя и убить врага. Он стрелял в темноту и вдруг увидел едва различимое полукружье. Это, видимо, была амбразура, и там должны сидеть фашисты. Он не успел подскочить к ней, как замелькали розовые отблески и горячий ветер прошелся над головой. Васильков метнул гранату и, падая на кучу камней, крикнул: