На белом свете. Уран - [220]

— А вы разве знаете его? — удивился Платон.

— Лично нет, но мы с ним несколько раз переговаривались по телефону. И с Шаблеем тоже, — добавил Крамов. — Мы с Павлом Артемовичем давние знакомые, еще с фронта… Стеша, прощайся — и марш в палату! Можете целоваться при мне, я уже имею внуков и вот целую стопу историй болезней.

Платон обнял Стешу.

— Пиши.

— И ты, Платон, милый мой… Я так счастлива…

XX

— Как Стеша? — Галина бежала навстречу Платону. — Шрамы большие? Она в клинике у профессора Крамова?

— Сейчас все тебе расскажу, Галина. — Платон обмахнул веником ботинки, зашел в кухню. Бросил в угол чемоданчик и сел возле плиты. — Холодно…

— Раздевайся, сейчас я тебе дам чаю или кофе. И Саше позвоню, он просил сказать, как только ты приедешь.

Галина суетилась, звонила по телефону, варила кофе. Платон наконец снял шапку, и Галина вскрикнула:

— Платон, какой ты седой! Погляди! — тянула брата к зеркалу.

— Да что там смотреть, такой и был.

Галина подала кофе и выжидательно смотрела на брата.

— Я начну с конца, Галинка, — улыбнулся Платон.

— Хорошо.

— Стеша приедет в Сосенку, ко мне…

Вошел Мостовой.

— Наконец-то! — Саша крепко обнял Платона. — Хотя бы позволил. А то поехал и как в воду… Значит, к тебе она приедет?

Платон понял, что Мостовой слышал его слова.

— Только имей в виду, — продолжал между тем Мостовой, — чтоб обязательно была свадьба. А то у нас не так, как у людей. Мы с Галинкой просидели в поезде… Хочу, чтобы свадьба была настоящая, с музыкой, с песнями на все село, на все горы Выдубецкие. Согласен?

— Согласен!

— Галя, ты свидетель! — Саша обнял за плечи жену. — Ну, а в Сосенке Турчин с Отаром за эти дни развернулись! Начали делать великолепные блоки для домов колхозников, уже кладут фундаменты. Вот это, Платон, индустрия! Мы с нашей техникой лет пять строили бы эти дома. Деньги нам перевели, все согласно нашим актам, до копейки. Щедро, ничего не скажу. Приедешь домой, собирай комиссию, и выплачивайте людям наличными. Подскажи, чтобы больше разводили скота, пусть растят сады, не отступайте от плана застройки села.

— Ты, Саша, говоришь, чтобы скота больше разводили… — начал Платон…

— Как можно больше, Платон, и в колхозе и в каждой семье. Уже сейчас в Выдубе живет почти триста семейств, а всего рабочих на «Факеле» — около двух тысяч. Весной будет пять. Надо, чтобы у нас были большие базары, кооперативные магазины. Турчин обещал построить универмаг и десять магазинов, ресторан. Через год ты сам не узнаешь Сосенку и всего нашего района.

— Я все понимаю, Саша, но ты и меня послушай. Если мы затопим наши луга, то чем скот будем кормить? Чем? У государства просить или у Турчина? Ты мне об этом скажи, а о том, что надо разводить как можно больше скота, я сам знаю… Вот был в городе — очередь за мясом, рабочие стоят, их жены… Душа болит. Без кормов я ничего не сделаю.

— А какой выход, товарищ ученый? Диссертации пишете, — усмехнулся Александр Иванович, — а на деле что?

— Если б уран не забрал у Сосенки две тысячи гектаров земли, то мы б вам показали, товарищ секретарь райкома…

— Верю, Платоша, верю, друже, но мы должны с тобой думать и про, уран… Да, да. Он тоже наш… как и хлеб.

— Это правда, Саша, — задумался Платон. — Только прикоснулись к этому урану на Выдубецких холмах, а он уже в самом деле наш, входит, в каждый дом, не минует никого… Наш. Планы колхоза — вверх тормашками, судьбы людские и те ломаются… Сноп обеими, руками врос в землю, умрет за это поле, а Юхим смеется, кромсает берега Русавки и ждет, когда будет море…

— А ты мне так и не сказал, что будешь делать, как председатель колхоза, на своих четырехстах гектарах? — Мостовой наклонился к Платону. — Отвечай.

— Я думаю об этом и уже советовался с Мазуром, с Макаром Подогретым, Кожухарем, Колядой. Надо реорганизовать хозяйство, специализировать. Огородина, картошка — одним словом, овощеводство. Сады. Больше ничего мы не потянем, — сказал Платон. — К сожалению, больше ничего. Мало земли, очень мало.

— Ну, скажи, Платон, а сколько тебе надо земли?

— Как сколько? — не понял Гайворон. — Хотел бы всю, но… Я должен уступить урану… Нам надо с ним дружить…

— А если реально, чтобы… дружить и к тому же земля была? Только не размахивайся на тысячи гектаров, — предупредил Александр Иванович.

— Ну… ну… хотя бы еще гектаров шестьсот, — решил Платон.

— Столько не обещаю, а четыреста под зерновые и сто — лугов, полагаю, Сосенке можно выделить.

— Ты что, чародей? Где ты их возьмешь? — Платон все еще воспринимал это как шутку. — А-а, понимаю. Турчин ошибся в расчетах, и теперь нам возвратят. Тогда дело другое.

— Турчин не ошибался еще ни разу… И, к сожалению, он тебе, Платон, не сможет вернуть ни гектара.

— Тогда ты, Саша, просто морочишь мне голову, ну тебя! — Платон махнул рукой.

— Нет, Платон, — серьезно промолвил Мостовой, — я говорю правду.

— Откуда же эта земля возьмется? Очень хотел бы я это знать!

— Платон, — Мостовой положил руку на колено Гайворона, — самая большая ошибка руководителя, малого или большого, состоит в том, что он думает, будто его… умственные способности возрастают пропорционально должностям, которые ему приходится занимать. Ну, это ты знаешь… Есть огромное число умных людей, прирожденных мудрых политиков и среди тех, кого у нас так примитивно и поверхностно кое-кто называет простыми. Меня лично это возмущает. Разве есть люди простые и непростые? Если он в осенние ночи по двенадцать часов сидит на тракторе или добывает уголь, то это — простой человек. А я, например, секретарь райкома партии, или какой-нибудь писатель, мы уже не простые… Ну, об этом не здесь надо говорить, а на высоких форумах… Так вот, мы с тобой ничего не сумели придумать, как Сосенке легче, без большой боли, подружиться с ураном, а  п р о с т ы е  люди нашли выход. Читай, — Мостовой протянул Платону письмо, отпечатанное на машинке.