На Алтае - [16]

Весна. Нетерпение охотников. Зажоры. Путь по черепу. Топтуны. Незнание глухариных токов. Рыбаки. Ночевка у рыбака. Рассказы и воспоминания старика. Плывущая змея. Клев змеи.

Что такое весна на Алтае? Конечно, многие скажут: «Как что? Весна, как и везде весна! Это такая желанная гостья, которую все от мала до велика ждут с нетерпением, а в особенности рыбаки и охотники, у которых все снасти и ружья давным-давно приведены в порядок и дело только за тем, чтоб живительное весеннее солнце растопило снеговой саван и, согнав с рек толстый лед, дало простор погулять рыбе, а „пошевелив“ всю перелетную дичь с юга, пригнало ее в наши отогревающиеся палестины».

Что верно, то верно, и я, конечно, того же мнения; но дело в том, такова ли весна на Алтае, как и везде? Вот тут и приходится сказать: нет! А за этим «нет» волей-неволей надо побеседовать, потому что одно слово отрицания ничего еще не объясняет.

Положим, что весеннее солнце Алтая, как и везде на той же параллели, греет одинаково, а край этот, представляющий собою нагорную возвышенность, находится еще ближе к солнцу, но выходит так, что у Барнаула широкая Обь вскрывается, или, как говорят, «расходится», обыкновенно только около 10 или 15 апреля, а бывает еще и гораздо позже, тогда как все российские реки этой параллели вскрываются с половины марта; следовательно, разница немалая. Но дело и не в этом, а в том, что на Алтае страшная масса снегов не скоро поддается лучам солнца и долго поддерживает низкую температуру в воздухе, а все дороги края почти недоступны чуть не до самого мая. Вот это последнее обстоятельство и есть настоящее отравление для всего охотничьего мира. Недоступность дорог нередко держит охотников дома даже тогда, когда прилетная дичь успеет уже отдохнуть и снова готовится к дальнейшему путешествию, а своя, туземная, уже вдоволь натокуется.

И действительно, выходит так, что охотники волей-неволей слушают только рассказы кое-как пробравшихся крестьян, которые говорят, что давно уже видели лебедей, гусей, уток, и что косачи «бормочут» повсюду. Конечно, страшная досада закрадывается в душу каждого истого охотника и он решается «попробовать»! Но как и на чем ехать — вот беда! Понятно, что наводятся возможные справки и терпение лопается; охотник собирает все необходимое и, запасшись шубой, на санях или на колесах отправляется куда-нибудь недалеко; но, глядишь, подлый «зажор» через какую-нибудь речушку или крутой ложок не пропустил даже и к такому недалеку, и взбешенный немврод, не солоно хлебавши, возвращается домой.

Но бывает и еще того хуже, если он поупрямится и захочет все-таки пробраться через этот проклятый «зажор», потому что, заехав в него, он или искупается в снежной воде, или засядет так, что ни взад, ни вперед; и вот приходится так или этак добывать экипаж. В конце концов невыгоревшая поездка проклинается на все корки и нередко финалом такой попытки является простуда, а иногда что-нибудь и посерьезнее.

Конечно, не удовольствовавшись такой беседой, вы спросите: «Да что же за штука этот проклятый зажор»? А вот извольте послушать. Зажор является весной там, где, в каком-нибудь логе, глубокий снег не успел еще стаять, но уже осел и кажется пустяшной посиневшей пеленой; но под ней скопилась вода, которая и ждет только того, чтобы скопиться еще и прорваться по склону, тогда как с боков этой пелены снега уже нет и давно видна земля или пожелтевшая с осени трава, а на дороге даже пыль. Словом, зажор — это ужасно подлая и предательская штука, а тем более когда он узок, но глубок. Объехать его некуда, либо невозможно, а он словно нарочно кажется такой пустяшной преградой и точно говорит: «Не бойтесь и езжайте смелее, я уже истлел и вас не задержу». И вот вы решаетесь, кричите на коней, машете кнутом и с маху влетаете в зажор… Уфф!! И глядишь — на первых же саженях под экипажем сгрудило весь жидкий, взявшийся водою снег, а лошади, проскочив до боков, забились, запрыгали на одном месте и, не имея сил выхватить экипаж, стали или еще того хуже, легли!.. Вы только что до этого ухали, кричали, понукали — и вдруг при такой оказии сами невольно говорите или, лучше сказать, произносите: «Тпру!!» Вот тут и извольте воевать, сидя в повозке и не имея возможности даже выскочить на сухое и крепкое место!.. Вот те и попробовали, встретили весну!..

Словом, тут надо держать ухо востро и доверяться не следует, а самое лучшее отпрячь коня и, сев верхом, попробовать. Если зажор жидок и не глубок — тогда и с Богом, а если наоборот — лучше заворотите оглобли и отправляйтесь домой или попробуйте попасть на другое место, чтобы удовлетворить своему первому непреодолимому побуждению поохотиться после такой долгой зимней спячки.

Конечно, в южной части Алтая весна входит в свои права несколько ранее, но и тут не будет редкостью, если зажоры пролежат до двадцатых чисел апреля. Что касается черневых и таежных участков, то в них сообщение еще затруднительнее, потому что, помимо зажоров, и самый путь чрезвычайно долго лежит под снегом, а из пробитой зимней дороги остается неприглядный почерневший гребень, «череп», как его здесь называют, по которому ни идти, ни ехать почти невозможно. Конь проваливается на каждом шагу, а пешехода если и держит, так надо быть акробатом, чтоб, выворачивая ноги внутрь или наружу носками, пройти по такой штуке несколько верст. Идти же или ехать сбоку — нечего и думать. Тут лежит иногда еще двухаршинный снег, до того рыхлый и взявшийся водой, что вы, как говорится, запутаетесь и вымокнете на первых же шагах. Для возможного путешествия остаются одни лыжи, но и на них доступна ходьба только по приморозу, то есть ночью, либо рано утром, до обогрева. Бывали примеры, что, в случае нужды, переходы в 20 или 30 верст, как это обыкновенно и бывает между так называемыми «этапами» или «кордонами», люди шли три и четыре дня, «ночуя», так сказать, днем у разведенного огня.