На Афон - [6]
Знакомство с о. Иоанном Шаховским и о. Кассианом Безобразовым продолжится до смерти писателя, а о. Софроний Сахаров будет постоянным корреспондентом приятеля Зайцевых доктора Сергея Михеевича Серова. Епископ Кассиан Безобразов станет одним из героев повести «Река времен» – последней значительной литературной работы Зайцева.
Лето 1927 г. по возвращении с Афона Зайцевы провели в Париже. Именно в это время афонские записи и впечатления перерабатываются в очерки, ставшие затем главами новой книги: «Мы, т. е. Борух и я прожили изумительно тихое лето, – пишет Вера Алексеевна В. Н. Буниной в сентябре, – Во всем доме остались одни. Боря горевал, да и до сих пор горюет о Матери[34]. Много он работает, Афон еще будет в 3 или 4-х подвалах. Материально нам дико трудно. Проживали по 2 тысячи в месяц, а теперь с Наташенькой расходы»[35]. Однако в «Последних новостях» выходит еще только один афонский очерк – «Лавра и путешествие» (2 октября 1927 г.), на чем сотрудничество Зайцева с газетой прекращается.
Сам главный редактор «Последних новостей» П. Н. Милюков, возможно, и хотел сохранить Зайцева для своей газеты. Во всяком случае, письмо его свидетельствует о переговорах с Зайцевым об условиях продолжения сотрудничества. Можно допустить, что не сам Милюков, а именно другие руководящие сотрудники редакции, названные в приводимом ниже письме, подвигли Бориса Константиновича на разрыв с газетой… 27 сентября 1927 г. Милюков писал:
«Дорогой Борис Константинович,
Хотя меня и считают самодержавным монархом в газете, но по вопросам бюджета я – монарх конституционный и, в ответ на Ваше письмо, должен обратиться за справкой к моему министру финансов, т. е. к Н. К. Волкову[36]. Разрешить Ваши вопросы смогу только после его справки. Из этого не следует, конечно, чтобы я лично был против Ваших предложений. С литературной стороны я против них ничего не имею. С Афоном ничего не поделаешь – пишите, как пишется. Мемуарно-беллетристический очерк тоже весьма приемлем.
„Местом“, как Вы знаете, мы стеснены, а потому на этот счет отсюда никаких обещаний давать не могу: тут надо сообразоваться с другими моими министрами: внутренних дел (И. П. Демидов[37]) и – уже не знаю, как назвать министра, который в последней инстанции разверстывает материал и в обращении называется Александром Абрамовичем (Поляков[38]). Аванс у нас строго запрещен, и по этому поводу нужно всякий раз особое разрешение, а иногда и оборот с моими личными суммами. Н. К. свиреп по этому поводу и никаких резонов не принимает. Впрочем, может быть, понадобится общая законодательная мера. Все это решим по моем приезде в Париж, т. е. не позже 15-го октября.
В статье Бердяева[39] я ценю, главным образом, его понимание внутри-русской психологии и правильную, на мой взгляд, расценку того, как мы, эмигранты, должны к этой психологии относиться. Что касается аргументации Бердяева, то, кроме сделанных в передовице оговорок, я мог бы сделать и другие, аналогичные Вашим. Но я не делаю из них того вывода, что требуемой Сергием подписки (в отрицательной форме) нельзя было давать. На этом основании пришлось бы осудить и вообще тактику Евлогия, – ибо ведь тогда „аполитичность“ для церкви и вообще невозможна.
[…]
Искренне уважающий Вас
П. Милюков»[40].
По словам Н. Б. Зайцевой, уход из «Последних новостей» был вызван прежде всего глубокой обидой Бориса Константиновича на отказ редакции предоставить его супруге небольшой аванс в период его пребывания в Греции. Так что вполне вероятно, что несогласие редакции увеличить построчную оплату стало лишь поводом к прекращению сотрудничества…
Письмо Милюкова, однако, действия не возымело, и Вера Зайцева сообщала Вере Буниной: «Верун! Пока я тебе писала письмо, у нас произошло событие. Боря будет писать в „Возрождении“! „Послед.[ние] Новости“ отказались платить по 1, 50 с. А по 1 fr. Боря больше писать не будет. Думали, думали, да и решился Боря. Не знаю, но у меня нет чувства, что это неправильно. К Струве[41] он никогда не был близок, единственно, что Боре неприятно относительно Ивана, но Ваня-то ушел опять-таки из-за Струве. „Возрождение“ осталось „Возрождением“, ну а Гукасов[42] с первого дня был „Гукасов“. Теперь, Бог даст, не будет вечера, довольно благотворительности. Все надоело»[43].
Со 2 октября в «Возрождении» регулярно помещаются материалы Зайцева, а уже 11 октября возобновляется печатание афонских очерков. Четыре заключительных очерка появились в пяти номерах газеты, причем общий заголовок «На Афон» был снят.
30 сентября 1927 в переписке двух Вер снова возникает тема Афона: «Я тебе забыла написать имя поэта, кот.[орый] едет на Афон – это Диомед Монашев. […] Боря еще будет об Афоне писать 3–4 подвала и все в „Возрождении“, – сообщает В. А. Зайцева, – Пока материально еще не легко, ну, конечно, если „Возрожд.[ение]“ не закроется, то немного мы вздохнем»[44]. Публикация очерков завершилась 11 декабря.
К началу нового года Зайцев начинает пересматривать опубликованный текст афонских очерков, не добавляя ничего существенного и внося лишь незначительные сокращения и уточнения.
В двухтомник вошли произведения замечательного русского писателя, проведшего большие годы своей жизни вне России. Их отличает яркий образный лиризм, глубокий поиск нравственного начала, определяющего поступки героев.Среди них роман "Голубая звезда" и повести "Странное путешествипе" и "Преподобный Сергий…", повесть "Братья-Писатели" и главы из книги "Москва", посвященной воспоминаниям о писателях-современниках.И творческое завещание писателя, прожившего очень долгую жизнь, "Старые-молодым", обращенное к советской молодежи.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В седьмой том собрания сочинений классика Серебряного века и русского зарубежья Бориса Константиновича Зайцева (1881–1972) вошли житийное повествование «Преподобный Сергий Радонежский» (1925), лирические книги его паломнических странствий «Афон» (1928) и «Валаам» (1936), религиозные повести и рассказы, а также очерки из «Дневника писателя», посвященные истории, развитию и традициям русской святости. Монахи, оптинские старцы, странники и блаженные, выдающиеся деятели церкви и просто русские православные люди, волею судьбы оторванные от России, но не утратившие духовных связей с нею, — герои этой книги.
«Эта авантюристка была римлянка, довольно молодая, высокого роста, хорошо сложена, с черными глазами и кожей поразительной белизны, но той искусственной белизны, что свойственна в Риме почти всем галантным женщинам, и которая так не нравится лакомкам, любящим прекрасную природу.У нее были привлекательные манеры и умный вид; но это был лишь вид. Она говорила только по-итальянски, и лишь один английский офицер по фамилии Уолпол поддерживал с ней беседу. Хотя он ко мне ни разу не обращался, он внушал мне дружеские чувства, и это не было только в силу симпатии, поскольку, если бы я был слеп или глух, с сэром Уолполом мне было бы ни жарко ни холодно…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
«Что касается причины предписания моему дорогому соучастнику покинуть пределы Республики, это не была игра, потому что Государственные инквизиторы располагали множеством средств, когда хотели полностью очистить государство от игроков. Причина его изгнания, однако, была другая, и чрезвычайная.Знатный венецианец из семьи Гритти по прозвищу Сгомбро (Макрель) влюбился в этого человека противоестественным образом и тот, то ли ради смеха, то ли по склонности, не был к нему жесток. Великий вред состоял в том, что эта монструозная любовь проявлялась публично.
В книге, написанной непосредственными участниками и руководителями освободительного движения в Сальвадоре, рассказывается о героической борьбе сальвадорских патриотов против антинародной террористической диктатуры (1960-1970-е годы).
Отец Бернардо — итальянский священник, который в эпоху перестройки по зову Господа приехал в нашу страну, стоял у истоков семинарии и шесть лет был ее ректором, закончил жизненный путь в 2002 г. в Казахстане. Эта книга — его воспоминания, а также свидетельства людей, лично знавших его по служению в Италии и в России.
Новую книгу «Рига известная и неизвестная» я писал вместе с читателями – рижанами, москвичами, англичанами. Вера Войцеховская, живущая ныне в Англии, рассказала о своем прапрадедушке, крупном царском чиновнике Николае Качалове, благодаря которому Александр Второй выделил Риге миллионы на развитие порта, дочь священника Лариса Шенрок – о храме в Дзинтари, настоятелем которого был ее отец, а московский архитектор Марина подарила уникальные открытки, позволяющие по-новому увидеть известные здания.Узнаете вы о рано ушедшем архитекторе Тизенгаузене – построившем в Межапарке около 50 зданий, о том, чем был знаменит давным-давно Рижский зоосад, которому в 2012-м исполняется сто лет.Никогда прежде я не писал о немецкой оккупации.