На 100 лет вперед. Искусство долгосрочного мышления, или Как человечество разучилось думать о будущем - [15]

Цифровые технологии как ничто другое способны захватывать наше внимание. Вряд ли кому понравится GPS, которая неверно показывает маршрут и уводит от цели, но именно этим и занимаются технологии, позволяющие ориентироваться в информационном пространстве[56]. Мы выходим в интернет, чтобы сделать что-нибудь полезное, например записаться на прием к врачу, однако вскоре начинаем смотреть пародийные ролики на YouTube, покупаем новый коврик для йоги или проверяем электронную почту (в который раз). Приложения и веб-сайты социальных сетей разрабатываются с целью вовлечения: мы должны кликать, прокручивать и вообще касаться экрана как можно чаще, чтобы просмотреть больше рекламы или страниц. Цель технологических компаний – погрузить нас в цифровое настоящее, отвлекая от собственных намерений. Увы, долгосрочное мышление в этой ситуации, как правило, проигрывает. Шон Паркер, один из основателей Facebook[57] и ее первый президент, открыто признает, что охота за нашим вниманием была осознанной целью компании: «Вопрос ставился так: как максимально завладеть вашим временем и вниманием?»[58]

Смартфоны, по сути, стали новой, продвинутой версией фабричных часов, забрав у нас время, которым мы распоряжались сами, и предложив взамен непрерывный поток развлекательной информации, рекламы и сфабрикованных новостей. Вся индустрия цифрового отвлечения построена на том, чтобы как можно хитрее подобраться к древнему животному мозгу пользователя: мы навостряем уши, заслышав звук оповещения мессенджера, наше внимание переключается на видео, мелькнувшее на периферии экрана, поскольку оно порождает чувство предвкушения, запускающее дофаминовый цикл. Facebook – это Павлов, а мы, соответственно, – собаки.

История последних пяти веков позволяет осознать важную истину: время превратилось в источник власти. Крупнейшие игроки, начиная с промышленников XIX в. и заканчивая сегодняшними социальными сетями, стремились и стремятся взять время под свой контроль, чтобы захватить и выгодно продать наше внимание. Они несут ответственность за разжигание того, что социальный философ Джереми Рифкин называет темпоральной войной, пытаясь доминировать над временем, ускоряя и урезая его горизонты ради собственной выгоды[59].

Эта темпоральная война также разрушает нашу связь с планетарной экосистемой с ее естественными циклами постоянного обновления. Мы разорвали круг и превратили его в прямую стрелу времени, направление полета которой определяется искусственно созданными циклами. Для многих из нас налоговый год стал важнее, чем оборот планеты вокруг солнца, квартальный отчет – важнее, чем время года, а избирательный цикл – важнее, чем цикл углеродный. В результате мы на самом деле повлияли на природные циклы: глобальное потепление уже сказывается на смене времен года, а потеря биоразнообразия выводит экосистемы из строя.

Можно ли избавиться от этого исторического наследия и излечить близорукость, которая не дает нам разглядеть ничего кроме настоящего? Решением может стать одно из самых поразительных научных открытий современной эпохи: глубокое время.

Открытие глубокого времени в викторианской Англии

XVIII в. был веком революций. Все слышали о политических потрясениях во Франции и Америке, однако помимо них произошла еще одна революция – бескровная, но, возможно, куда более значительная. Началась она 7 марта 1785 г., когда естествоиспытатель Джеймс Хаттон выступил в Королевском обществе Эдинбурга с пространным докладом о формировании массивов суши и горных пород. В нем он выдвинул сенсационную теорию, опровергающую традиционные христианские представления о том, что Земля была создана богом за шесть дней около 6000 лет назад. (Один кембриджский профессор даже вычислил на основе библейских текстов точное время и дату сотворения мира: 9:00 26 октября 4004 г. до н. э.) Хаттон утверждал, что загадочные явления, такие как наличие окаменелостей древних моллюсков на вершинах гор и пласты горных пород, расположенные под разными углами, можно объяснить лишь осадочными циклами, которые повторялись через огромные промежутки времени, возможно, через миллионы лет[60]. Позже, когда Хаттон взял в экспедицию своего друга, математика Джона Плейфэра, чтобы показать ему слои горных пород, подтверждающие теорию, тот описал свои впечатления следующими словами: «Я испытал нечто вроде сильного головокружения, заглянув так далеко в бездну времени»[61].

Хотя Хаттон далеко не первым поставил под сомнение возраст планеты, его работа стала одной из самых влиятельных и обозначила радикальный сдвиг в западном менталитете. (Следует отметить, что многие незападные культуры находились гораздо ближе к пониманию истинного возраста Земли[62].) Книга Бытия была опровергнута (по крайней мере, именно так казалось), и на первый план вышла странная для сознания того времени мысль, что Земля неизмеримо стара, а человечество существует лишь ничтожно малую часть ее истории. Однако научные революции обычно занимают больше времени, чем хотелось бы, и потребовалось полвека, прежде чем общество смогло принять идеи Хаттона. Ученые-первопроходцы XIX в. терпеливо сажали семена этих идей в почву викторианского сознания. С одной стороны геологи, такие как Чарльз Лайель, обосновали и развили идеи Хаттона; с другой стороны, мыслители-эволюционисты во главе с Чарльзом Дарвином настаивали на том, что процессы, подобные появлению крыльев и оперения у рептилий или превращению человекообразных обезьян в людей, не могли произойти всего за несколько тысяч лет библейского летосчисления.