N-P - [17]

Холодильник. Грубые (так и хотелось назвать их – утварь) кухонные принадлежности. На полу ни ковра, ни подушек. Комната в японском стиле, без единого стола. Сёдзи[4] в одном месте порваны. Когда я обратила на это внимание, Суи почему-то принялась оправдываться:

– Все собираюсь починить, да никак руки не доходят.

Только книжные полки выдавали ее интересы. Много европейских сочинений, иллюстрированные книги, фотоальбомы, Диккенс, Генри Миллер, Камю, Юкио Мисима, модные журналы, комиксы…

Книги напоминали мозаику.

Я поняла, что она не любит свой дом, для нее это всего-навсего коробка.

– Выпьешь чаю?

Она прошла на кухню и налила из холодильника стакан докудами[5]. Я сделала глоток.

– Вкусно?

– Отвратительно.

– Мне на работе дали. Сейчас сделаю кофе. – Суи засмеялась.

Потом мы сидели за кухонным столом и ели эклеры. Колокольчик на веранде раздражал своим монотонным позвякиванием.

Мне было неуютно. Ее неуравновешенная жизнь удерживала меня в напряжении. Но стоит только расстаться с ней, как чувствуешь что-то недосказанное и хочется встретиться снова.

– Ты собиралась что-то показать.

– Вот это. В знак признательности.

Суи протянула мне стопку пожелтевшей бумаги, которая лежала на столе.

– Что это? – спросила я.

– Девяносто девятый рассказ, – сказала она.

– Подлинник? – удивилась я. – Кто-нибудь знает о его существовании?

Суи молчала.

– Отохико знает? Она кивнула.

– А Саги? Сёдзи?

– Я им не говорила. Думаю, что и Сёдзи не знал, – сказала Суи. Мне отчего-то стало грустно.

– Можно прочесть?

Она кивнула.

Я начала читать. Рукопись была на английском. Все то время, что я читала, Суи смотрела в окно. Я видела Суи только краем глаза, но ее профиль, как ни странно, врезался мне в память.

Мне сразу же стало ясно, почему девяносто девятый рассказ не опубликован. Возможно, из-за психологического состояния Такасэ рассказ не был завершен, скорее это этюд или набросок.

Рассказчик несколько раз описывает свою жену, от которой ушел, и детей. Во сне он приходит к ним домой. Следит за ними в уличную дверь, с потолка. Подглядывает через щели в сёдзи. Не может окликнуть их. Дети что-то замечают, но мать говорит: «Вам показалось!» Он бесконечно долго смотрит на них, уткнувшись лицом в оконное стекло.

В рассказе снова и снова повторялись эти сцены, других не было.

– Как грустно, – сказала я.

Занавес перед смертью. Отохико и Саги легко узнавались, точно такими я их видела на вечеринке.

– А мне обидно! – воскликнула Суи. Она видела рассказ с совершенно иной точки зрения, чем я.

– Почему?

– С одной стороны, он любит меня как дочь, а с другой – как совершенно случайную женщину. Всякий раз, когда я читаю этот рассказ, мне становится обидно и завидно, – сказала Суи.

– Любовь это любовь, неважно какая и к кому, – сказала я. – Мне очень нравится девяносто восьмой рассказ. Любовь к ней как к дочери и как к женщине сливаются в одну, и это могучее чувство готово заполнить собой всю вселенную. Она возвышает. Если кому и завидовать, так это тебе! По-моему, это лучший рассказ в книге.

– Правда? – Суи улыбнулась, но, мне показалось, не восприняла мои слова. – В любом случае Такасэ умер и после этого рассказа ничего уже не напишет.

– Может быть, сделать копию для Саги? Ей будет приятно, – сказала я.

– Может быть. Но как только я представлю, как она прочтет и обрадуется, мне становится досадно.

– Я тебя понимаю.

– Или представлю себе, что Саги выпустит книгу и этот рассказ войдет в нее как неопубликованный, и мне совсем не по себе! Я очень злая?

– Это вполне нормально – так мне кажется.

– Ты, собственно говоря, на чьей стороне? – сказала Суи каким-то странным голосом.

– Ни на чьей.

– Я знала, что ты так скажешь.

– Зачем тогда спрашивала?

– Какая ты странная!

То, что Суи назвала меня странной, я сочла за великую честь и невольно улыбнулась.

– А как этот рассказ попал к тебе? Отец дал?

– Да! Он написал его у меня, а потом умер.

– Вот как…

– У меня мурашки бегут от мысли, что он написал это своей рукой! Я тогда была еще ребенком, хорошо еще, что не выбросила.

– А-а…

Странная история, подумала я. История чужой страны, история другого измерения…

– Я давно хотела тебе еще кое-что подарить и вот, наконец, решилась, – сказала Суи.

– Как?! Неужели будет еще сотый рассказ, а потом сто первый… – засмеялась я.

– Я храню это очень давно! Ты ведь не была на похоронах Сёдзи.

Суи вышла в соседнюю комнату, открыла стенной шкаф и вернулась с маленькой деревянной коробочкой.

– Что там? Слоновая кость? – спросила я.

– Почти угадала, – сказала она. – Открой.

Коробочка была легкая. Я осторожно открыла ее и вздрогнула. Внутри на вате лежал какой-то осколок белого цвета. Он напоминал цвет этого дома, цвет со своей историей.

– Это кость? – спросила я. – Не может быть!

– Кость Сёдзи.

Суи смущенно улыбнулась. «Почему она смущается?» – подумала я.

– Когда мы были на кремации, я незаметно ее взяла. Было очень страшно, – покраснев, сказала она.

Я была потрясена и, чтобы как-то прийти в себя, сказала:

– Все, что от него осталось.

– Тебе легче? – спросила Суи.

Мне не было легче, и я не понимала, зачем она это сделала. Из дружеского участия? Действительно ли это кость Сёдзи?