Н.А. Львов. Очерки жизни. Венок новоторжских усадеб - [10]
* Как гравер, он первым в России работал в технике лависа; экспериментировал, соединяя офорт, акватинту и лавис с иглой. Его работы отличаются высокой техникой исполнения.
* Перевел на русский язык “Четыре книги Палладиевой архитектуры”, лично подготовил более 200 чертежей и иллюстраций к ней. Удалось издать только первую книгу Палладио (1798 г.).
* Переводил Сафо, Анакреона, Петрарку и скандинавский эпос, первым перевел на русский язык “Песнь норвежского витязя Гаральда Храброго” из древней исландской летописи Квитменга сага.
* Николаем Львовым было произведено первое исследование о древнем зодчестве Москвы, которое явилось, по сути, первым исследованием о древнерусском зодчестве вообще: “Опыт о русских древностях в Москве 1797 года апреля в 1 день. Н. Л.”. Архитектор Джакомо Кваренги украсил рукописный альбом десятью акварелями.[59]
* Львов создавал образцы рисунков для шитья и вышивки: “вводил во всех родах рукоделия художественный хороший вкус, как-то... в Торжке, дав хорошие рисунки, приучил к изящным работам по сафьянному мастерству...”.[60]
* Автор эскизов орденов Святого Владимира и Святой Анны.
* В последний год своей жизни Николай Александрович возглавил экспедицию по обследованию минеральных вод Кавказа и Крыма, где вел экономические исследования, составил проекты водных лечебниц.[61] Он предложил самый экономный способ “без кирпича и без дерева устроить ванны... из самой горы, высечь их в сталактитовых отложениях в несколько ярусов. Проектировал сооружение теплиц на верхнем этаже, водоводов, по которым горячая вода из источников поступала бы в три этажа. Ванные с предбанниками и соединяющими их коридорами предложил устраивать в двух уровнях — двухэтажными. Предусмотрел устройство купальни, бассейна, душа, кофейного дома и буфета.[62]
* Во время экспедиции на Кавказ и Крым Львов произвел археологические изыскания: по просьбе А.Н. Оленина он нашел Тмутараканский камень, копировал надписи с древних могильных плит, сделал зарисовки барельефов плит.
* Исследователям литературного творчества Львова удалось в наши дни собрать его басни, стихи, эпиграммы, пьесы, переводы и издать "Избранные сочинения".[63] Будучи человеком деятельным, представителем передовых научных взглядов, Львов имел много недоброжелателей, завистников. Об этом писал его первый биограф Ф.П. Львов: “Всегда и во всех почти краях при открытии новых польз общественных страдали виновники оных. Труды подвижника, озлобляя зависть, нередко были гонимы! Той же участи подвержен был и г-н Львов”.[64] Землебитное училище закрыли. Оборота капитала не было, росли долги. “Долг считай на мне по приезду. Я заплачу! Право, заплачу!.. На том свете, мне сказывали, деньги недороги, а на здешнем ведь недолго жить”.[65]
Иной вселенную обмерил,
Другой ход солнечный проверил,
Измерил самый океан;
Нашел полночну стрелку,
А что же вышло на поверку,
Что? — продырявленный карман,
— писал он в “Послании к А.А. Мусину-Пушкину”.
Еще у Николая Александровича была мечта — составить словарь русских художников, чтобы “поставить их лицы в кивот памяти”.[66]
Не успел...
Он умер в Москве в ночь на 22 декабря 1803 года (по старому стилю). Мария Алексеевна была при нем.
Когда-то Львов писал о вечности, которая придет вслед за смертью:
К любви превыспренной и вечной
На крыльях радостных взовьюсь.
Он любил жизнь, любил жену и детей, любил Россию, много ездил по ней и украшал ее своими творениями. Его, “россиянина, в снегах рожденного”, в последний путь, в родное Никольское, Россия провожала рождественскими морозами.
Вероятно, прах Николая Александровича упокоили вблизи усыпальницы. Об этом свидетельствуют строки из стихотворения Державина “Память другу”:
Встает туман по всякий день —
Над кем? — кого сия могила,
Обросши повиликой вкруг,
Под медною доской сокрыла?
Кто тут? Не муз ли, вкуса друг?
После смерти мужа жизнь для Марии Алексеевны как будто утратила смысл.
Единственное, что ее беспокоило, что удерживало на этой земле, — это незавершенная отделка церкви Воскресения и родовой усыпальницы в Никольском: “Боже мой! Когда моё желание исполнится, чтоб в Никольской была служба”. Для этого, оказалось, необходимо, чтобы земля под церковью, домом священника и сторожкой была отведена епархии. Об отводе земли хлопотал Александр Михайлович Бакунин. Он подыскал священника из села Яконова и присматривал за строительством дома для него. Бакунин был одним из ближайших друзей, вероятно, душеприказчиком Николая Александровича. И даже после смерти Львова продолжал в письмах философский разговор с ним, разговор, обращенный в вечность.[67] Мария Алексеевна в письмах Бакунину сетует на бюрократические проволочки, которых немало в епархии: “...Гавриил Державин при дворе пожаловался петербургскому митрополиту на нашего архиерея” или: “Нет ли у тебя знакомого в консистории, чтобы освидетельствовали, что все здесь готово”.[68]
Храм освятили в августе 1806 года. Возможно, тогда и был перенесен прах Николая Александровича в мавзолей. Когда это свершилось, она успокоилась: “Хлопотам моим конца нету. А я уже устала. Что Богу угодно будет, то и будет”.
