Мюнхаузен - [3]
Под забором сидел тощий глазастый котенок. Витька коршуном налетел на него, сгреб за шиворот и поднял над головой.
— Видали? Эт кто? Эт называется кто? Эт котенок? Как он кричит?
— Гав-гав… — нерешительно сказал жизнерадостный синеглазый толстяк с ведерком, который улыбался так, что было видно все четыре его зуба.
Малыши заволновались.
— Мяу! Мяу! Мяу! — закричали малыши на разные голоса.
Толстяк обрадовался и закричал громче всех:
— Мяу!
Витька потихоньку продвигался к скверу. Малыши, не сводя глаз с котенка, шли за ним и весело кричали:
— Мяу!
В воротах сквера Витька остановился:
— Кому дать погладить?
— Мне! Мне!
Со всех сторон потянулись руки. Толстяк с ведерком, каким-то образом отставший, принялся отчаянно толкаться, как настоящий богатырь.
— Айда за мной!
И Витька гордо прошел мимо удивленной старушки с метлой, изредка покрикивая на своих подчиненных:
— Не растягиваться! Равняйсь!
Потом Витька стал давать гладить котенка всем по очереди. Каждый старался погладить первый. А кто уже погладил, не хотел отходить. Рыжий одной рукой вцепился котенку в шею, а другой толкал в грудь синеглазого богатыря. Кто-то кого-то стукнул совком, кому-то насыпали на голову песку. Наконец котенку это надоело, он вырвался и убежал.
Малыши приуныли. Только общительный рыжий уже пытался открыть Витькин портфель, а возле него стоял синеглазый толстяк и улыбался.
Тогда Витька решительно скинул куртку, стал на колени и уперся кулаками в землю.
— Вот — я лошадь! Кто хочет кататься? Ну, лезь, садись! Иго-го-го-го-го!
Рыжий первый очутился у Витьки на спине. За ним вскарабкался толстяк, крикнул: «Но!» — и больно стукнул Витьку ведерком по спине. Витька пополз по песку, стараясь не уронить орущих от страха и счастья всадников. Полз и думал: маленькие, а тяжелые…
Остальные ребятишки теснились кругом и кричали:
— Иго-го-го!
Один из малышей накинул Витьке на шею веревочку, другой все время пытался запихнуть ему в рот какую-то грязную траву:
— Ешь, лошадка, ешь…
Сколько времени Витька изображал лошадь, неизвестно, но ему показалось — очень долго…
Тем более что синеглазый толстяк, когда не катался, ходил сзади и добросовестно погонял Витьку тяжелым и твердым ведерком.
И, когда наконец в воротах скверика показалась сопровождаемая пожилой женщиной воспитательница, Витька почувствовал громадное облегчение. Он встал, выплюнул песок, траву и вытер грязное, потное лицо. Его тянули за штаны:
— Меня!
— Меня, меня!
— Хватит, — сказал Витька. — В другой раз. Вон идет ваша Галдыбанна.
В школу он поспел только ко второму уроку. Звонок уже прозвенел. По пустому коридору проходили учителя с классными журналами в руках.
Витька, осторожно прикрыв дверь, заглянул в свой класс. Андрей Кондратьевич уже сидел за столом, дежурный вытирал доску. С первых парт Витьке замахали: скройся.
Андрей Кондратьевич оглянулся.
— Ну? — сказал он. — На этот раз какая катастрофа? Извержение вулкана? Нашествие диких зверей? Что молчишь?
— Вы вот не верите, Андрей Кондратьевич, — забормотал Витька, — а я, честное слово, шел… а одна женщина вела детей… Таких маленьких… Один даже рыжий был… и вдруг заболела… Знаете, есть такая болезнь…
— Все болезни я знаю, — сказал Андрей Кондратьевич. — Самая опасная — лень. Особенно когда она осложняется враньем. Оказывается, ты, брат, настоящий Мюнхаузен! На перемене зайдешь ко мне. А сейчас выйди и закрой дверь.
Витька пошел слоняться по школьному двору. На пришкольном огороде он заметил среди кустов длинную фигуру скрывавшегося Юрки.
— Ты чего здесь?
— Да так, — сказал Юрка. — У нас сегодня первые два часа контрольная по математике. Я решил не пойти. Не люблю я эти контрольные. И зачем они нужны? Какая от них польза? Я сейчас на кладбище был. Какую-то старушку хоронили, и я с ними. На третий тоже, что ль, не пойти? Ботаника. Не пойду, будет знать! А то говорит, что будто это я в биологическом кабинете все желуди съел. А съел-то их не я, а Ленка Иванова. Говорит: «Она мне двойку поставила, возьму вот сейчас и желуди съем». Как начала есть, я аж удивился: только шелуху плюет. Я один попробовал — он горький…
Когда началась перемена, Витька одернул пиджачок, наморщил лицо как можно жалобнее и отправился в учительскую.
Андрей Кондратьевич встретил его в дверях очень смущенный:
— Это ты? Очень хорошо… Тут, брат, такое дело… Вынужден я перед тобой извиниться. Виноват. Сейчас звонили из детского сада. Ты, брат, оказывается, молодец… Ну-ка, расскажи теперь…
…На другой день по дороге в школу Витька опять встретил длинного Юрку.
День был еще лучше, чем вчера. Пели скворцы, листья на деревьях совсем распустились. Пахло разогретой землей. Мальчишки копошились у ручья, все мокрые, грязные, пускали кораблики, подталкивали их палками.
— Какая, Витёк, хорошая погода… — вкрадчиво сказал Юрка. — Сейчас в лесу птиц полно… Можно березовый сок пить… Я знаю, где есть березовый сок.
— Угу, — сказал Витька. — Пошли скорей, а то опять в школу опоздаем…
— Да-а… Такая погода, а мы — иди в школу… Сейчас полезно на свежем воздухе быть, это даже и врачи по радио говорят. А в школе сидеть и зимой успеется. Или осенью. Грязь, холод — что делать? Учи да учи… Надо, чтоб, как потеплеет чуть, сразу каникулы… Чтоб дети могли гулять, дышать воздухом, набираться сил… верно?
