Мю Цефея. Игры и Имена - [19]

Только вот получится ли? Не появится ли в этом случае еще один намек, и еще один, и еще?

Во что ты вляпался, Василий?

— Нет, — сказал он. — У них какое-то ЧП. Мы тут с одним парнем подсмотрели кусок их кода, и у меня сложилось впечатление, что они не знают, кем он написан. Он подписан одной буквой. Игреком.

— Программистом давно заделался? — промычал Светляк, дожевывая бутерброд.

— Да иди ты лесом! — беззлобно ругнулся Павлов. — Я у них спросил про этого игрека. С этого все и началось, собственно. Сначала их главный заюлил, занервничал, а потом меня переключили. На болванчика твоего.

— Он не мой, — задумчиво возразил Светляк. — Неважно. Хм-м-м. Ты говоришь, что у них кто-то пишет код, а они не знают, кто именно? Это, знаешь ли, совсем другой коленкор. Какие у них масштабы?

— Без понятия. Один их партнер говорит — контора серьезная.

— Понятно, почему они тебя слили. Они поняли, что у них дырка в безопасности. А потом, ты говоришь, странный голос и Ленинский проспект? Хм-м-м.

— Тоже, блин, идиотизм! Искать везде, кроме Ленинского. Что это такое?

— Ну, тут понятно, что надо искать именно там. Формулировка такая, возможно, чтобы формально не придрались. Не знаю уж кто.

Слово «формулировка» Светляк произнес по слогам, и Павлов понял, что друг уже ощутимо накидался. Посиделки плавно перетекали из формата «осмысленный дружеский совет» в какой-то другой, не менее приятный, но не очень нужный именно сейчас. Пришла пора заканчивать.

— Предположим, — буркнул он. — Только Ленинский проспект такой немереный, что абсолютно пофигу, там нужно искать или не там.

Светляк посмотрел на него ласковым снисходительным взглядом.

— Вася. Ты же коренной москвич. Абориген, едрить тебя за ногу. Должен знать, что Ленинский — это не только улица, — сказал он и опрокинул очередную рюмку.

* * *

С последней осенней рыбалки ехали уставшие, замерзшие, но довольные. С десяток небольших карпов плескались в специальном контейнере в багажнике. Павлов надеялся довезти их до дому.

Сыновья, обоим уже ощутимо за тридцать, сидели спереди. Старшего, Сергея, на пассажирском кресле слегка разморило — рыбалка прошла, вестимо, не без сугрева. Младший, Вадим, за рулем, естественно, не пил, поэтому держался бодрячком и без умолку болтал.

— Вот скажи, брат, — в очередной раз начал он, — как ты думаешь, какой сейчас самый вероятный сценарий того, что все человечество вымрет?

— Ничего себе разговоры у вас, — сказал Павлов и захихикал.

Сергей пожал плечами.

— Я думаю, биологическое оружие какое-нибудь. Искусственный вирус.

— А почему не естественный? — спросил Вадим.

— Природа обычно не создает такие, это нелогично. Вирусу нужно, чтобы его носитель был ослаблен, но не помер. Так как, если помрет носитель, помрет и вирус. Поэтому нас и не скосило до сих пор массовой эпидемией. А вот искусственно сделанный — другое дело. Настроить его так, чтобы человек некоторое время нормально себя чувствовал, ходил, заражал других, и тогда всем каюк.

Вадим скривил понимающе-одобрительное выражение лица.

— А мы вот с друзьями поболтали тут на днях, — сказал он, — и решили, что самое вероятное — это восстание машин. Появится суперкомпьютер и решит, что ему люди не нужны.

Сергей кивнул.

— Тоже может быть. Вообще, что произойдет, когда искусственный интеллект получит самосознание, невозможно предсказать в принципе.

— Почему?

— Прикол в том, что все чувства, которые ты испытываешь, идут из глубокой древности, когда ты был маленькой мышкой или кем-то таким. То есть из биологии. Любовь, ненависть, честь, уважение — вот это все идет из самых базовых биологических реакций. А у робота их нет. На каком основании он будет принимать решения, нам неведомо.

— Но человек с рождения их тоже не имеет.

— Ну как сказать… Какие-то базовые вещи имеет. В ДНК прописано.

— Почему тогда нельзя прописать их роботу?

Сергей задумался.

— Слушай, я не знаю. Может быть, и можно. Но у него все равно нет детства. Человека ведь в подавляющем большинстве своем формирует опыт.

— Почему роботу нельзя так же давать информацию? Сделать ему искусственное детство?

Старший поднял руки.

— Сдаюсь! Я ничего не знаю про роботов.

— Во-о-от! И получается, что мы имеем такого же человека, только свободного от морали и имеющего неограниченные возможности. Все упирается в контроль. Правильно, пап?!

Павлов встрепенулся, вынырнул из сумрачных мыслей, навеянных разговором сыновей.

— Конечно! — заявил он. — Вовремя не проконтролировал — червяка сожрали!

Машина, катившая к городу по сумеречному шоссе, ненадолго взорвалась дружным хохотом.

* * *

Потоптавшись немного по пустой квартире, Павлов не выдержал, собрался и пошел к метро. Благо, ехать было недалеко.

С тех пор как «Площадь Гагарина» закрыли на ремонт, людей на станции «Ленинский проспект» стало поменьше. Не то чтобы Павлова это слишком напрягало, он выходил здесь лишь по случаю — рядом находились несколько интересных магазинов. Но глаз все равно отмечал этакую человеческую разреженность, непривычную предтечу запустения, от которой становилось не по себе. Хотя, казалось бы, в этом городе уже давно никто не любит толпы.