Мытарства пассионариев - [72]

Два года мы жили хорошо. Но через два года снова пришли домой такие же мрачные субчики в кожанках и снова увели папу. Утром он не вернулся, как не вернулся на следующий день и через день. На четвертый день мама и я пошли в штаб флотилии, где он служил. Там нам сказали, что папа арестован по обвинению в подготовке вооруженного мятежа и распространении на вверенном ему корабле старорежимных порядков. И в конце сообщили, что папу расстреляли. Маме стало плохо, а мне опять страшно.

Весть об аресте и расстреле папы быстро облетела всех, с кем мы общались. Из школы меня исключили, из нашей комнаты нас переселили в какой-то подвал почти на окраине города. Но и это еще не все. Однажды утром к подъезду нашего нового жилища подъехал грузовик, в котором уже сидело несколько семей, подобных нашей, и нам велели быстро собираться. Из всех вещей нам позволили взять только узел с бельем, узел с теплыми вещами и тяжеленный чемодан с книгами. Мама очень просила, чтобы нам позволили оставить этот чемодан, даже дала солдату какую-то золотую безделушку, и нам оставили. Видимо, чтобы лишний раз поиздеваться: дескать, женщина и девочка переселяются неизвестно куда, и вместо того, чтобы взять побольше необходимых вещей, пусть таскают неподъемный чемодан книг, так им и надо, врагам народа.

Нас переселили в Украину, в село Веселое Харьковской губернии. У нас забрали документы, выделили брошенную избу, больше похожую на сарай, и велели работать на полях.

В школу я не ходила, но мама вечерами учила меня всему, что она знала, да еще вслух читала те книги из чемодана. Конечно же, Святое Писание и Закон Божий, Четьи-Минеи (жития святых), Добротолюбие, творения Иоанна Златоустого, аввы Дорофея и Исаака Сирина, чудные книги Святителя Игнатия Брянчанинова, отца Иоанна Кронштадтского, Феофана Затворника и другие. Знаете, вокруг был мрак и безысходность, а в низенькой избушке через эти книги мощным лучом бил свет высшей правды жизни, свет неугасимой любви Божией.

Многие не выдерживали напряжения и впадали в отчаяние, многие пытались бежать. Куда? Их ловили и отправляли в такие места, по сравнению с которыми холодная и голодная жизнь в селе была просто раем земным.

Святоотеческие книги давали мудрость и силы, учили смирению и незлобию, учили, как выжить и как жить.

Но пришла большая засуха тридцать второго года, а вместе с ней пришел страшный голод. В нашем селе начали умирать люди. Однажды, обезумев от голода и отчаяния, односельчане палками и камнями насмерть забили мою маму, княгиню Юсупову, фрейлину двора Его Императорского Величества. Они убили ее только за то, что им показалось, будто она несет завернутую в платок краюху хлеба. Когда после убийства из-под материи на землю выпал деревянный чурбачок для растопки печки, все разочарованно и с тупым равнодушием разошлись.

Я боялась выйти на улицу, поэтому похоронила маму только на следующий день. После этого стала ежедневно по многу часов в день молиться. Я не помню, когда я спала, я не помню, что я ела и пила, я не помню, как я вообще выжила тогда. Это сейчас, после стольких лет, я понимаю, что меня хранила вера, в которой наставляла меня мама, и любовь Божья, способная совершать любые чудеса. Но тогда все происходило как во сне.

Когда выпал первый снег 1933 года, недалеко от моей избушки остановился накрытый брезентом грузовик, из которого выскочили солдаты и разбрелись по селу. Вскоре все вернулись ни с чем и стояли около машины, дымя папиросами и смотря по сторонам. Вдруг офицер этой команды бросил взгляд на мои окна и я не успела спрятаться. Понимая, что будет дальше, я начала лихорадочно заталкивать книги в чемодан, с которого мы с мамой еще год назад содрали, сварили и съели кожу.

Как оказалось, я из всего села осталась одна в живых, и меня снова везли в неизвестном направлении. «Господи! - молилась я. - Ты же не посылаешь нам испытания свыше наших сил, так доколе я буду мучиться? Господи, освободи тело мое от мук непосильных и поскорее прими душу рабы Твоей Натальи! Боже мой, Боже мой, вскую мя еси оставил?[21] У меня больше нет никаких сил!» Я молилась, и Господь дал мне силы, как, например, силы вцепиться мертвой хваткой в чемодан. Это зрелище, наверное, так поразило офицера и солдат, что они не только не стали забирать чемодан, но даже не делали попыток посмотреть, что там. А может, просто подумали, что я сошла с ума, и какие вещи могут быть у сумасшедшей? Ну разве не явное чудо, что Господь хранил сей чемодан вплоть до этого места и дал мне силы донести его? Представьте: никто на протяжении всего пути не делал даже попытки позариться на его содержимое! Ведь были пересылки, обыски, выдавали и меняли вещи, но чемодан этот или был словно невидим для них, или книги для обыскивающих не представляли никакой ценности. Да вы скоро увидите и тот самый чемодан, и те самые книги.

На чем я остановилась? Ах, да! Меня, еще девушку и парня в закрытом автозаке привезли в Петербург. Я сквозь крошечное прямоугольное отверстие под самой крышей будки пару раз разглядела старые знакомые дома родного города, и это был последний раз, когда я их видела.