Мытарь - [28]

– Я не знал, что власть сменилась, клянусь, падлой буду! – Казалось, раны на ногах сейчас волнуют этого бородатого мужика не больше, чем мелкая морось, вновь начавшая сыпать с неба.

– Что ты знаешь о полицейских? – неожиданно спросил Гонзо, привставая на плече и держась лапкой за воротник куртки. Чокнутый прекратил вой.

– Ну... ну, что они поддерживают прези... то есть власть в стране, обирают народ... ну там, судят-убивают. За непослушание властям ссылают людей в Сибирь, в тайгу, в лагеря. И еще им помогаете вы.

– Кто «мы»?! – Гонзо не дал Андрею открыть рта.

– Как это кто? – неподдельно удивился бородач. – Демоны-звери, тотемы полицейского Управления.

Глава 8. Стая

...и стало ему страшно.

«Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что». Русская народная сказка.

– Он даже не знает, что живет в Сибири...

– Я не думал, что для тебя это будет таким шоком.

– Я и сам не думал.

– Он принимает тебя за Высшую Силу.

Первый снег, точнее, снег с дождем, мелкий, редкий, быстро тающий. Серо, зябко, внутри пусто. Андрей глотнул из бутылки, поморщился, глубоко вдохнул.

Водка ухнула вниз, горьким теплом разливаясь по телу.

– Ссылаем в лагеря... фольклор середины прошлого века... куда мы попали, Гонзо?

– Тебе необходимо сменить угол зрения, напарник. А пока твой демон-хранитель приказывает тебе закрыть бутылку.

Андрей закрутил пробку и положил бутылку рядом с собой на кресло. Через приоткрытую дверь в машину влетали, чтобы тут же растаять, одинокие снежинки. Обреченно, стремительно, печально.

– Может быть, мне стоило поехать в рогатом шлеме и плаще из перьев чайки? Воротов, выходи, это я – вершитель судеб и обиратель народа, отдай мне свою душу и пару десятков тысяч в казну! – Андрей горько улыбнулся. – Русь всегда славилась своими сказками. Куда уж там Эддам, Калевалам и Нибелунгам. Сказание о мытаре... Пойди туда, не знаю куда, принеси то...

– Ты пьян.

– Что?

– Ты пьян?

– Ну, вроде немного есть.

– Ты давно напиваешься после боя? Откуда он знает?

– А пошел-ка ты в жопу со своей психологией!

– Извини...

– Что? – Но Гонзо уже скрылся в заднем салоне. Разве можно обидеть киборга? – Ах ты, чтоб тебя через колено! Твою в душу! Гаденыш мохнатый!

Андрей подскочил, больно ударившись головой о мягкий поручень над дверью, и закрутился на кресле, потирая уколотое бедро.

– Ты чего, крысеныш, делаешь?!

Гонзо совершенно спокойно, даже не пытаясь удрать от праведного гнева, отбросил в сторону пустую ампулу «бодрячка», как называли его шоферы. Поднял мордочку, пошевелил усами. Андрей почувствовал, как пьяный туман понемногу рассеивается, а мир вокруг становится чище. Толкнула в затылок тупая боль и отвалилась прочь. Он был трезв. До тошноты трезв.

– Тебе сейчас нельзя.

Больше Гонзо ничего не сказал, развернулся и залез на соседнее сиденье.

Андрей почесал бедро и шмыгнул носом. Киборг его отрезвил. В Европе за такое действие его бы уже судил комитет по робототехнике. Но тут вам не там. Здесь не Европа. Андрей столкнул почти допитую бутылку на пол и вылез из машины, чувствуя себя дефективным подростком, которого только что научили справлять большую нужду сидя.

Чокнутый, с трудом убежденный, что в адские лагеря мифической Сибири его ссылать пока не будут, спал, кое-как скорчившись от ветра за мотоциклом. Друг его, тоже спавший, но сном иным, лежал в кустах, куда его отнес Андрей. Второе, недочиненное еще колесо обвиняюще разглядывало Андрея из-под машины. Если бы ты не надумал допивать водку, говорило оно, мы бы уже давно были в пути!

Собранные с дороги инструменты, разбросанные в драке с Саньком, были аккуратно ссыпаны в ящик, рядом лежала аптечка, «еж», цепь и нож последнего.

Хуже нет, чем трезветь внезапно и сразу. Андрей сплюнул в кювет и достал сигареты. Закурил, задумчиво скользя взглядом по далеким лескам, последил за кружением опадающих листьев. Вернулся к машине, нагнулся внутрь, наполняя салон ментоловыми облаками, и включил радио – обычную, не действующую на нервы волну.

Тяжело, словно перед марафонским забегом, вздохнул, нырнул под машину и открыл инструменты. И замер. Медленно поднялся на ноги.

Как говорится, я не тормоз, у меня просто зрительная память хорошая. Андрей нахмурился, припоминая, что именно в этих безмятежно-холодных рощах, разбросанных по полям в нескольких километрах вокруг, показалось ему не таким, как должно быть... Обернулся, ощущая, как помимо воли опять начинает все быстрее стучать сердце, а предчувствие, что всегда накатывало накануне первого удачного выстрела, принимается штурмовать двери спокойствия.

Вон там, в полутора километрах от дороги, возле леса. Андрей отбросил сигарету и вновь скрылся в машине, извлекая из футляра новенький поблескивающий лаком электронный бинокль.

Поднял к глазам, настраивая дистанцию, уже точно зная, что увидит.

Люди.

Восемь человек, стоящих неподвижно на опушке леса. Рассматривающих дорогу. Неподвижных, словно изваяния. Стало значительно холоднее. Андрей поежился, поправляя вязаную шапку, и снова приложился к объективам, увеличивая мощность.

Люди-изваяния стремительно приблизились, наползая в упор, заполняя весь объектив, и Андрей вздрогнул. Худые, оборванные, сгорбленные и кривые, одетые в тряпье и развевающиеся на ветру шкуры, с мешками и свертками за спинами. Двое из группы – дети, пацаны лет двенадцати, одна из двух женщин держит на руках грязный сверток. Андрей судорожно втянул воздух.