Мысли к истолкованию природы - [10]
6. Было бы очень легко применить эти идеи к бесконечному числу других аналогичных явлений и составить из всего этого весьма обширный трактат. Всего труднее было бы объяснить, благодаря какому механизму части системы, когда они координируются с частями другой системы, порой упрощают ее, исключить систему других координированных частей, как это наблюдается при некоторых химических операциях. Различных видов притяжения, действующих по различным законам, по-видимому, недостаточно для объяснения этого явления; но было бы трудно допустить свойства отталкивания. Вот как можно было бы обойтись без этого предположения. Допустим, что система А состоит из систем В и С, причем все молекулы связаны между собой согласно известному закону, общему им всем. Если включить в сложную систему А другую систему — D, то произойдет одно из двух: либо частицы системы D образуют такую связь с частицами системы А, что толчка не будет, — в таком случае система А будет включать в себя системы В, С, D; либо связывание частиц системы D с частицами системы А будет сопровождаться толчком. Если толчок будет таков, что частицы, получившие удар, при первом колебании не выйдут за пределы бесконечно малой сферы их притяжения, то в первый момент произойдет смятение, или бесконечное количество малых колебаний. Но смятение скоро прекратится, частицы вступят в связь; в результате мы получим систему А, состоящую из систем В, С, D. Если же частицы системы В, или частицы системы С, или те и другие вместе получат потрясение в первый момент их соединения и будут исторгнуты за пределы сферы их притяжения частицами системы D, то они окажутся выключенными из общей системы координации и не смогут занять прежнее место, а система А окажется состоящей из систем В и D, либо систем С и D или же она окажется простой системой, состоящей исключительно из координированных частиц системы D;
все это произойдет при обстоятельствах, которые придадут данным идеям больше вероятности, а может быть, полностью опровергнут их. В конце концов я пришел к этому взгляду, исходя из сотрясения упругого тела под воздействием толчка. Где имеется координация, нет места самопроизвольному отделению; оно может быть самопроизвольным лишь там, где есть сложение. Координация есть к тому же принцип единообразия, даже там, где целое состоит из разнородных частей.
XXXVII. Шестая группа догадок. Произведения искусства будут заурядными, несовершенными и незначительными, пока люди не поставят себе целью более тщательно подражать природе. Природа упряма и медлительна в своих действиях. Происходит ли удаление, приближение, соединение, разделение, размягчение, уплотнение, затвердение, разжижение, растворение, ассимиляция, — природа идет к своей цели самыми незаметными шагами. Искусство, наоборот, спешит, утомляется и затихает. Природе нужны века, чтобы в грубом виде образовать металлы, искусство же берется в один день их обработать. Природе нужны века, чтобы сформировать драгоценные камни, искусство стремится моментально их подделать. Если бы мы обладали подлинным средством, этого было бы недостаточно, нужно было бы суметь его применить. Люди ошибаются, предполагая, что результат получится тот же, если интенсивность действия, помноженная на то же самое время, будет величиной постоянной. Трансформация достигается лишь при постепенном, медленном и непрерывном воздействии. Всякое другое воздействие разрушительно. Если бы мы действовали способом, аналогичным тому, каким действует природа, чего бы только мы не извлекли из смеси некоторых веществ, из которых мы получаем лишь весьма несовершенные соединения! Мы всегда стремимся к обладанию, мы хотим достигнуть конца, лишь только начали. Этим объясняются все бесплодные попытки, отсюда столько трат и напрасных стараний;
природа подсказывает столько работ, но искусство их никогда не предпримет, потому что результат кажется отдаленным. Кто выходит из гротов Арси, не будучи убежденным в том, что благодаря быстроте, с которой образуются и восстанавливаются сталактиты, гроты когда-нибудь будут заполнены ими и образуют огромное твердое тело? Размышляя над этим явлением, какой натуралист не догадался бы, что, устраивая так, чтобы воды постепенно просачивались сквозь землю и скалы и стекали в обширные водоемы, можно было бы со временем образовать искусственные каменоломни алебастра, мрамора и других пород, качества которых были бы различными в зависимости от природы почвы, вод и скал?! Но если нет ни смелости, ни терпения, ни желания затрачивать труд и средства, ни времени, ни, в особенности, античного вкуса к грандиозным предприятиям, давшим столько памятников, которые вызывают у нас лишь холодное и бесплодное изумление, — на что нужны все эти соображения?
XXXVIII. Седьмая группа догадок. Как часто безуспешно стремились превратить наше железо в сталь, равноценную английской и немецкой стали, для изготовления изящных вещей! Я не знаю, какие приемы применялись, но мне кажется, что это существенное открытие могло бы быть сделано путем подражания и усовершенствования одного приема, очень распространенного в железопрокатных мастерских. Он называется закалка связкой. Чтобы закалять связкой, нужно взять самую едкую сажу, растереть ее, развести мочой, прибавить тертого чеснока, остатков кожи, предварительно ее раскромсав, и поваренной соли; берут металлический ящик, дно которого покрывают слоем этой смеси; на этот слой кладется слой кусков различных железных изделий, на этот последний — опять слой смеси и так далее, пока ящик не заполнится; затем надо закрыть его крышкой. Снаружи ящик обкладывается смесью жирной глины, шерсти и лошадиного помета. Ящик помещается в центре кучи угля соответствующего размера; уголь поджигается, ему дают разгореться, поддерживая малый огонь; заготовляется сосуд со свежей водой; после того как ящик пробудет в огне три или четыре часа, его извлекают, открывают; содержащиеся в ящике куски бросают в свежую воду, которую мешают по мере того, как туда попадают куски. Куски погружаются связками; если отдельные куски ломаются, то обнаруживается, что тонкий наружный слой у них из очень твердой стали и мелкозернистый. Эта гладкая поверхность оказывается более блестящей и лучше сохраняет форму, которую ей придал напильник. Нельзя ли отсюда предположить, что если stratum super stratum подвергать действию огня и веществ, употребленных при закалке связкой, хорошо подобранное железо доброкачественной выделки, разрезанное на тонкие листы, подобно листовому железу, или на очень тонкие полосы, и, когда оно выходит из сталелитейной печи, бросать его в текущую воду, предназначенную для этой операции, то оно превратится в сталь? Особенно если выполнение первых опытов поручить людям, издавна привыкшим к работе с железом, знающим его свойства и исправляющим его недостатки, людям, которым удалось бы упростить процесс, и если найти вещества, наиболее пригодные для этой операции.
«…Замысел „Монахини“ (1760) вызревал постепенно под влиянием сенсационных разоблачений тайн, скрытых за монастырскими стенами, случаев дикого изуверства, особенно участившихся в конце 50-х годов XVIII века, во время очередного столкновения между сторонниками ортодоксальной римской церкви и янсенистами. Монастырский быт стал предметом общественного обсуждения. Дидро принял в этом самое активное участие…».
В романе «Нескромные сокровища» старый колдун дарит императору Конго серебряный перстень, наделенный таинственной силой вызывать на откровение любую женщину. И вот «нескромные» женские сокровища, ко всеобщему удивлению, принимаются публично разглагольствовать о любовных приключениях своих владелиц. «Вы собираетесь внести в отчаяние любовников, погубить женщин, обесчестить девушек и натворить тысячи других бед», – сокрушается фаворитка султана, узнав о волшебных свойствах перстня.
Наиболее значительное художественное произведение Дидро, философская повесть, написанная в форме диалога между автором и Рамо – реально существовавшим племянником прославленного композитора, способным дилетантом, но опустошенным, аморальным человеком. У Дидро это предельно циничный негодяй; в его философствованиях и рассказах о жизненных приключениях выступают во всей наготе эгоизм, лицемерие, карьеризм и неразборчивость в средствах, которые помогают ему удерживаться на поверхности житейского моря.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В данный вошли произведения известного французского писателя и философа Дени Дидро. В том вошли романы "Монахиня" (в переводе Д. Лившиц и Э. Шлосберг), "Жак-фаталист и его хозяин" (перевод Г. Ярхо) и повесть "Племянник Рамо" (в переводе А. Федорова).Вступительная статья и примечания Л. Воробьева.Иллюстрации Л. Корчемкина.
Французская повесть XVIII века разнообразна по форме и по содержанию, в ней нашли воплощение все литературные направления эпохи — просветительский реализм, сентиментализм, предромантизм.В сборник вошли произведения великих писателей XVIII века — Монтескье, Вольтера, Руссо и Дидро; таких известных прозаиков, как Лесаж, Мариво, Прево и др., а также писателей менее популярных, но пользовавшихся в свое время известностью и типичных для эпохи — Кейлюс, Вуазенон, Мармонтель, Казот и др.
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.