Мысли и заметки о русской литературе - [5]

Но теперь будем довольны тем, игр есть, не преувеличивая и не уменьшая того, чем владеем. По времени наша литература оказала огромные успехи, свидетельствующие несомненно о плодотворности почвы русского духа. Если еще не литература наша, то уже кое-что в литературе нашей начинает интересовать даже иностранцев. Интерес этот пока еще довольно односторонен, потому, что в произведениях русских поэтов иностранцы могут находить для себя только местный колорит, живопись нравов и обычаев столь резко противоположной им страны…

У нас исстари ведется обычай нападать то на публику за ее будто бы равнодушие ко всему родному, а преимущественно к отечественным талантам, к отечественной литературе; то на критиков, будто бы старающихся унижать заслуженные авторитеты русской литературы. Мы не без причины поставили рядом оба эти обвинения: между ними так много общего. Начнем с первого. Неутомимые защитники нашей литературы, скромно величающие себя "патриотами" и "правдолюбами", больше всего жалуются на упадок нашей книжной торговли, на малый расход книг. Но факты говорят совсем другое; из них ясно как дважды два - четыре, что у нас хорошо расходятся даже сколько-нибудь порядочные книги, не говоря уже о превосходных. "Героя нашего времени", в продолжение _шести лет_, разошлось _три_ издания; стихотворений Лермонтова скоро потребуется третье издание, несмотря на то, что они все были первоначально напечатаны в журналах; "Вечера на хуторе" Гоголя печатались едва ли не четыре раза; "Ревизора" разошлись три издания; второе издание (1842 г.) сочинений Гоголя разошлось в числе трех тысяч экземпляров; "Мертвые души", напечатанные в 1842 году, в числе двух тысяч четырехсот экземпляров, давно расхватаны до последнего экземпляра. Даже повести графа Соллогуба, прочитанные публикою в журналах, вышли уже _вторым_ изданием; "Тарантас", вероятно, тоже скоро появится вторым изданием. - Этих фактов достаточно. Говорят даже, что у нас не может не окупиться издание самой плохой книги, почему книгопродавцы и печатают так много "плохих книг. Исключение, видно, остается только за сочинениями господ "правдолюбов", жалующихся на то, что книги не идут с рук. Но это доказывает только, как невыгодно запаздывать талантом, умом и понятиями. В горести и отчаянии при мысли о залежавшемся товаре своего ума и фантазии эти господа вздумали свалить вину падения книжного товара на толстые журналы и на новую, будто бы ложную, школу литературы, основанную Гоголем. Оба эти обвинения стоят одно другого. Обвинители говорят, будто наша литература гибнет оттого, что в журналах печатаются целиком многотомные романы, истории и тому подобное. Они даже уверяют, что сама публика недовольна этим. Конечно! для публики очень невыгодно за пятьдесят рублей в год приобретать столько сочинений, которые, будучи изданы отдельно, обошлись бы ей чуть ли не впятеро дороже!.. Как же после этого публике не жаловаться на журналы! Вам хочется, чтобы и книги, несмотря на то, шли своим чередом? - Издавайте их как можно дешевле и в большом количестве экземпляров: журналы вам не помешают. Несмотря на то, что книги и у нас сделались гораздо дешевле, нежели как были они лет за пятнадцать назад тому, когда крошечные альманахи, серенько издававшиеся, продавались по десяти рублей ассигнациями, а плохие переводы романов Вальтера Скотта и оригинальные "русские романы - по двадцати и больше рублей ассигнациями за экземпляр, - несмотря на то, книги у нас еще и теперь - страшно дорогой товар. Это, к несчастию, слишком хорошо знают те, кто считает за необходимое иметь в своей библиотеке сочинения всех известных русских писателей. Только в прошлом году вышло издание сочинений Державина, стоящее три рубли серебром, - тогда как этим сочинениям давно бы следовало продаваться еще вдвое дешевле. Смирдинское издание сочинений Батюшкова стоит пятнадцать рублей ассигнациями. Первые восемь томов сочинений Жуковского теперь с трудом можно приобрести и за пятнадцать рублей серебром, потому что издание давно разошлось, а нового все нет как нет. Сочинения Пушкина, дурно изданные, стоят до шестидесяти рублей ассигнациями. "Мертвые души" Гоголя, продававшиеся по три рубли серебром, теперь нельзя купить меньше десяти рублей серебром, а о новом издании даже и не слышно. Как же процветать книжной торговле, когда публике нечего покупать, при всей ее охоте покупать? Скажут: у нас есть книгопродавцы-издатели, которые, вместо того чтобы наживаться, только разоряются от издания книг. Так, но многие ли из этих книгопродавцев знают толк в товаре, которым торгуют?.. Кто же тут виноват - неужели толстые журналы?..

Конечно, нельзя не согласиться отчасти и в том, что наша публика не совсем похожа, например, на французскую, в ее любви к отечественным талантам и отечественной литературе. В Париже вышло новое издание (которое счетом - и сказать трудно) сочинений Гюго, в то самое время, когда Французская академия отказала ему в звании своего члена: публика изъявила свое неудовольствие тем, что в несколько дней раскупила все издание… У нас еще невозможны такие явления. Почти каждый образованный француз считает необходимым иметь в своей библиотеке всех своих писателей, которых общественное мнение признало классическими. И он читает и перечитывает их всю жизнь свою. У нас - что греха таить? - не всякий записной литератор считает за нужное иметь старых писателей. И вообще, у нас все охотнее покупают новую книгу, нежели старую; старых писателей у нас почти никто не читает, особенно те, которые всех громче кричат о их гении и славе. Это отчасти происходит оттого, что наше образование еще не установилось и образованные потребности еще не обратились у нас в привычку. Но тут есть и другая, может быть, еще более существенная причина, которая не только объясняет, но частию и оправдывает это нравственное явление. Французы до сих пор читают, например, Рабле или Паскаля, писателей XVI и XVII века: тут нет ничего удивительного, потому что этих писателей и теперь читают и изучают не одни французы, но и немцы и англичане, словом, люди всех образованных наций. Язык этих писателей, и особенно Рабле, устарел, но