Мышление и наблюдение - [11]

Но что тогда можем мы знать о рефлексии как мышлении (а не как феномене, эпифеноменом которого мышление является в обсервационной философии)? В ответе на этот вопрос нам не избежать некоторой парадоксальности: так вот, о рефлексии мы можем знать, что она происходит, когда рефлексируемое его мышление уже было, то есть, в отношении к рефлексируемому ею мышлению, рефлексия — не что, а когда. Высказывание «я думаю о солнце» с точки зрения обсервационной философии имплицирует рефлексию, а не мысль о солнце и уж во всяком случае не мысль (или мышление) вообще (то есть отвлекаясь от солнца как объекта мышления). Или, скажем, так: рассматривать это высказывание как факт мышления о солнце будет гораздо более сильной гипотезой, чем рассматривать его как факт рефлексии. В обоих случаях слово «факт» означает не более, чем опять же гипотетическое соотношение во времени мышления о солнце, рефлексии и этого высказывания. Но в каком времени? Я думаю, что здесь речь может идти только о времени рефлексии. Точнее, может быть о времени между актами рефлексии, в которых она «схватывает» рефлексируемое ею мышление. Постулирование какого-то внешнего рефлексии «мирового» времени здесь совсем не обязательно, так же как совсем не обязательно постулирование какого-то внутреннего времени рефлексируемого мышления (здесь невольно напрашивается аналогия с далеко не новой идеей, что время и есть мышление в его абстрагированной от «сиюминутности» процессуальности).

Однако, прежде чем мы двинемся дальше в наших философских рассуждениях о рефлексии — именно философских, поскольку мы пока не знаем ни о какой теории мышления, которая позволила бы нам рассуждать о мышлении натурфилософски, то есть «как бы научно», — я должен сделать три общефилософских замечания: (1) рассматриваемое как объект мышления мышление оказывается (при сравнении с другими объектами мышления) объектом совершенно особого рода. Это так уже потому, что оно подразумевается (кем — это уже совсем другой вопрос) как «имеющее место» в любом высказывании или суждении о любом другом объекте (именно в этом смысле выше говорилось о «где» мышления) или даже в мысли о любом другом объекте; (2) это «мышление как объект» — в отличие от «объекта как мышления» обсервационной философии — существует для меня (точнее «мыслится мною») только в актуальности моего мышления о нем, а не как то, что мыслилось (говорилось, писалось и так далее) кем-либо, где-либо и когда-либо о мышлении. Только в смысле этого ограничения «мышления как объекта мышления» и будет возможен переход к рассмотрению какого- либо объекта как мышления в обсервационной философии, переход, при котором «всё о мышлении» будет «подвешено», условно передислоцировано в «квази-время» или «псевдо-историю» другого мышления и таким образом превратится в один из объектов, рассматриваемых как мышление; (3) и, наконец, именно «мышление как объект моего мышления» — в отличие от «моего мышления как объекта моего мышления», то есть рефлексии, — является тем пределом редукции мышления, за которым теряет свой смысл не только понятие «объект мышления», но и понятие «другой» как в смысле противопоставления понятию «я» или «мой», так и в более широком смысле противопоставления «одного» «другому». Говоря иными словами, это — предел, за которым любая философия мышления становится невозможностью, уступая место теории мышления, пока еще неизвестной. И вот тут-то и возникает необходимость ввести понятие объективной редукции.

Как философское понятие, объективная редукция — чисто операциональна. То есть, она вводится нами не как еще один объект философствования, а как еще одна возможность рассмотрения уже имеющихся объектов и их связей. Так, редукция мышления к «мышлению как объекту моего мышления» — не закон природы. Она становится объективной редукцией только в силу того, что я уже сам с собой договорился считать возможным, — или мыслимым, что в данном случае несущественно, — какой-то один фактор (именно один!), который как бы «покрывает» все случаи мышления, сам при этом не являясь ни одним из этих случаев. Тогда редукция к этому фактору будет объективной, ибо «объективным» здесь полагается то, что не может быть мыслимо (наблюдаемо, измеримо) в смысле чего-либо другого, то есть какого бы то ни было другого мышления. Тогда, если мы возьмем «мышление как объект моего мышления» в качестве фокуса или предела всех возможных редукций (и одновременно в качестве какой-то «сферы», в которой нет случаев, а есть что-то одно), то будет удобно использовать это выражение как условное обозначение направления объективной редукции. К ней я еще вернусь, когда речь будет идти о возможной теории мышления. Пока же отметим, что ни мышление как модус обсервационной философии, ни мышление как эпифеномен рефлексии (не говоря уже о самой рефлексии) не могут оказаться в сфере объективной редукции.

Разумеется, рассуждая о мышлении как объекте моего мышления, очень трудно избежать физикализма, если можно так выразиться. Однако, если исходить из «не-природности» мышления — в том, хотя бы смысле, в каком пусть сколь угодно условно, мы говорим о «природности» человеческого мышления в психологии и философской антропологии — нам придется начать думать каким-то иным образом. Здесь объективная редукция — один из этих иных образов. При том разумеется, что мышление как объект моего мышления само есть предположение. Или, скажем так: если представить его себе как феномен, факт, действие, событие и так далее, то мы должны будем считать это событие случайным. Случайным в том смысле, что мы не можем объяснить почему оно случилось в рамках избранной нами или общепринятой системы понятий, но одновременно случайным и в том смысле, что это событие имеет определенную вероятность. Последнее — в отличие от повседневного, обычного смысла слова «случайный» — само по себе еще не значит, что вероятность этого события очень мала. Здесь я хочу категорически оговорить, что часто мною употребляемое слово «случай» скорее соответствует по смыслу «событию», нежели тому, что было сказано о «случайном». Мышление с его «где?» и рефлексия с ее «когда?» получают свое разрешение (solution, resolution) в том, что мы называем сферой объективной редукции, то есть в моем мышлении о мышлении как объекте. В сфере объективной редукции рефлексия (как мышление мышления о самом себе) и противостоящее рефлексии мышление об объекте (объектное мышление) уже не будут двумя различными случаями мышления.