Мышеловка - [7]

— У нас многие репетиторством занимаются, — вступился я за учителя. — Жить-то надо, а деньги не пахнут.

— Э-э, не скажи, малый! Деньги-то как раз больше всего и воняют. И есть, есть люди, которые на них плюют! — Тут тетушка Краб и сама от души сплюнула на пол. — Возьми кузнеца нашего, Потапа Ермольника. Ты ему хоть сколько предлагай, а за дурной заказ не возьмется. Не тот человек. Потому как душа для него важнее.

— Тетушка, не он ли смастерил это надгробие на могиле деда? — насторожился я.

— Он, он, милый! Они с Арсением шибко дружны были.

— А что означают эти мечи? И руки из земли?

— Да откуда ж мне знать! Это ты у него спроси, у Потапа. Может, сам придумал, а может, и Арсений когда-то намек дал. Нет, не знаю… А еще есть у нас местный дурачок, Мишкой Стрельцом звать, — продолжала старая сплетница, хотя мне хотелось расспросить ее поподробнее о кузнеце Ермольнике. — Он к водонапорной башне приставлен, сторожем. Ты его по рыжей шевелюре узнаешь. Так ведь тоже додумался — деньги брать за вид сверху. А как же, би-изнес! Но балагур, смех!.. У озера рыбаки живут, с ними дружить надо, у них лодки, рыба. Пекарь наш тоже персона важная, хлебная. Хочешь не хочешь, а лишний раз поклонишься. Продавщица магазина Зинаида — тоже не из последних. Возьмет и закроет на замок лавку, вот и кукуй без продуктов. Но у нее горе сейчас страшное: сына заарестовали где-то в Мурманске, за убийство. Матросом он был. И говорят даже, что приговорили к расстрелу. Но… — Тут тетушка вновь снизила голос до шепота. — Слух пошел, будто бы убег он. Да в наши края и подался. Не приведи Господь! — Она перекрестилась, не позабыв и о рюмке с наливкой. А я уже чувствовал себя не то чтобы пьяным, но каким-то туманным, плывущим в дрему. Но до меня продолжал доноситься голос тетушки Краб: — Газетчик, который иногда в киоске сидит, Дрыновым кличут, тот вообще помешанный. Духов вызывает заклинаниями…

— Спирит, что ли? — спросил я сонно.

— А? Нет, спирт не пьет, трезвенник. Язва у него… А вот что тебе интересно будет — так то, что появляется у нас иногда по ночам девушка красоты неописуемой, и никто не знает, откуда она, да и живая ли вообще. Ее так и прозвали: Девушка-Ночь.

— Что же она вытворяет? — поехидничал я. — Кровь пьет?

— А ты не смейся, не смейся! Не дай Бог, встретишь ее ночью. Она так тебя в себя влюбит, что ни о ком другом думать не будешь… Постой, а ты женат ли?

— Женат, тетушка, женат. И приедет моя вторая половина через неделю. Так что твоей Девушке-Ночь надо поторопиться. А то моя Милена ей бока-то намнет.

— Тьфу на тебя! Не веришь, а я правду говорю. Ведет она своего избранника к Волшебному камню, говорит ему слова, которых он и слышать не слыхивал, и любят они друг друга до исступления…

— И многих она так… защекотала? — хотел я рассмеяться, но почему-то не получилось, словно смех застрял где-то в горле.

— Были, были молодцы, — загадочно ответила тетушка Краб. — Один умом тронулся, другой с водонапорной башни сиганул. А третий и вовсе сгинул. Наверное, в болоте.

— Где же этот Волшебный камень находится?

— У болота и лежит. Неподалеку от дома Арсения. Твоего теперь дома.

— А не сходить ли мне к нему прямо сейчас?

— Толку-то? Она сама тебя должна к нему подвести. Да и не шути ты так на ночь-то глядя.

Тетушка Краб продолжала говорить, а я, думая о Волшебном камне и Девушке-Ночь, медленно погружался в сон. Странные, застывшие картинки, словно кто-то крутил диафильм, вспыхивали в моем отключающемся сознании. Они начали мелькать все быстрее и быстрее, пока не слились в какую-то фантасмагорическую панораму, охватившую разом всю Полынью, где стены и крыши домов стали прозрачными, а я, невидимый, плыл над поселком и видел тайную жизнь всех, кого упомянула тетушка Краб. И жизнь их была подобна смерти… Потом я увидел плывущую рядом со мной Девушку-Ночь, она действительно была прекрасна, и мы покинули эту землю, взмыв вверх, к звездам. Одна-единственная звезда была наша, где мы должны были окончить свой воздушный путь. «Вадим, — говорила мне Девушка-Ночь. — Вадим!»

— Вадим! — повторяла тетушка Краб, тормоша меня за плечо. — Что-то ты совсем скис, дружочек.

— А? Сморило… Больно хороша наливочка-то. Ну так что там дальше было? — Я протер глаза.

— Где? Я тебе про электрика нашего рассказывала.

— Да шут с ним! Я тока боюсь. Меня Девушка-Ночь интересует. Когда она последний раз появлялась?

— Будет тебе о ней думать! Еще накличешь на ночь. Ты, вижу, совсем с ног валишься. Давай-ка я тебе где-нибудь здесь постелю, ты и поспишь до утра. В обжитом-то доме и сон крепче.

— Нет, тетушка. — Я поднялся. — Пойду в свой. — Произнеся это слово, я впервые осознал, что у меня есть наконец-то дом.

— А не забоишься?

— Еще чего! Дураков не трогают.

Уже на пороге, когда тетушка Краб перекрестила меня, я вдруг вспомнил, о чем хотел спросить ее.

— А кто такая Аленушка, девчушка с синими глазами? И с котом Федором.

Тетушка Краб улыбнулась, прямо расцвела от ласки.

— Это дочка нашего батюшки, отца Владимира. Умница. Общая любимица. А ты где это ее встретил?

— Так… — махнул я рукой. — Довелось.

Потом попрощался и пошел к своему дому, который белел в лунном свете метрах в трехстах отсюда. Липы тянулись вслед за мной по обе стороны тропинки, как почетный эскорт. Я слегка покачивался, а один раз чуть не упал, споткнувшись о какую-то вылезшую на моем пути корягу. В голове все еще шумело. Мне вдруг непреодолимо захотелось лечь на землю под каким-нибудь деревом, свернуться калачиком и заснуть. Но это желание неожиданно так же быстро прошло, и я из озорства загорланил на весь поселок дурацкую песню на слова собственного сочинения: