Tituli компенсировали опасную неопределенность, заложенную в саму природу визуального, и должны были гарантировать, что молитва, устремленная к христианскому образу, на деле не отправится к языческому божеству или какому-то ангелу с загадочным именем, который на деле окажется бесом. Нередко подписи не просто описывали изображение, а указывали, как его следует толковать. На фасаде маленькой церкви в Пон-л'Аббе-д'Арну (XI в.) на юго-западе Франции рядом с фигурой агнца вырезаны слова: «Здесь мистический агнец означает великого Господа». На тимпане церкви Сан-Мигель в Эстелье (Наварра, Испания) и на множестве других средневековых изображений повторялась формула, принадлежащая французскому агиографу и хронисту Бальдерику из Бургёя (ум. в 1130 г.): «
NecDeus est пес homo presens quam cemis imago set Deus est et homo quem sacra figurât imago» («Образ, который ты зришь, не Бог и не человек, но сей священный образ означает Бога и человека»). Эти слова напоминали о том, что образ (скажем, фигуру Христа) не следует отождествлять с его прообразом (самим Христом), и что молиться подобает не самим статуям или иконам (ведь это было бы идолопоклонство), а тем небесным персонам, которых они олицетворяют
[18]. Многие изображения с помощью подписей обращались к зрителю, например, призывая его к покаянию. Так, над вратами аббатства Сент-Фуа в Конке (Франция) в начале XII в. была вырезана колоссальная сцена Страшного суда. По ее нижнему краю идет длинная надпись, адресованная к тем, кто под ней входил в церковь: «О, грешники, если вы не исправите свои нравы, в будущем ждет вас жестокий суд»
[19].
В средневековой иконографии множество персонажей держит в руках развернутые свитки либо открытые или закрытые кодексы. При этом свиток — древняя форма книги, которая в постантичные времена почти ушла в прошлое, — чаще всего ассоциировался с древним еврейским законом, а кодекс, привычная нам форма книги из сшитых тетрадей пергамена, — с новым христианским учением. Потому со свитками привыкли изображать ветхозаветных пророков, а с кодексами — апостолов, евангелистов или отцов церкви [14–16]. В руках Исайи, Иеремии или Иезекииля свитки олицетворяли сам текст Писания.
>14 Мастер алтаря св. Варфоломея. Нидерланды, ок. 1480 г. Los Angeles. The J. Paul Getty Museum. № 96. PB. 16.
Запутавшиеся в свитках. Три волхва, Каспар, Мельхиор и Бальтазар, которые, по средневековым преданиям, прибыли с трех сторон света (Европы, Азии и Африки) дабы почтить новорожденного Мессию, собираются вместе, чтобы отправиться в Вифлеем. Слева в скалах сидит царь Давид — на его свитке написаны строки 71-го псалма, которые в христианской традиции толковали как пророчество о поклонении волхвов: «Цари Фарсиса и островов поднесут Ему дань; цари Аравии и Савы принесут дары…» А справа пророк Исайя держит свое пророчество: «И придут к Тебе с покорностью сыновья угнетавших Тебя, и падут к стопам ног Твоих все, презиравшие Тебя» (Ис. 60:14).
Обычно на них записывали несколько слов или строк, которые напоминали о сути пророчеств и отсылали к остальному тексту. Но часто свитки оставляли пустыми. Увидев бородатого мужа с пергаменной лентой в руках, зритель и так мог понять, что перед ним человек, через которого говорит сам Господь [17]. В конце XIII в. Гильом Дюран, автор колоссального трактата по литургике и церковной символике под названием «Rationale divinorum officiorum», объяснял, что свитки символизируют несовершенное знание — ведь во времена ветхозаветных пророков, до воплощения Христа, откровение было неполным.
>15 Иероним Стридонский. Комментарий к Книге пророка Иеремии. Юго-западная Франция, первая половина XII в. Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Latin 1822. Fol. 42.
Перед иудейским царем Седекией, который восседает на троне с львиными лапами и головами, стоит пророк Иеремия. В отличие от большинства средневековых изображений, на свитке начертан не какой-то фрагмент из латинского перевода его пророчеств, а что-то на древнееврейском. Но это не связный текст, а алфавит, хотя и сильно искаженный.
>16 Библия. Шампань, ок. 1170–1180 гг. Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Latin 16744. Fol. 81.
Глас Господень. В инициале «Е». Бог — мы видим его как указующую длань в небесах — приказывает Иезекиилю: «Съешь, что перед тобою, съешь этот свиток (volumen), и иди, говори дому Израилеву» (Иез. 3:1). И тем разверзает его уста для пророчества. Хотя слово volumen, которое использовалось в латинском переводе Ветхого Завета, означает «свиток» или «хартию», на миниатюре Иезекииль съедает кодекс, а на свитке, развернутом в его сторону, приводятся слова Бога.
>17 Петр Ломбардский. Сентенции. Париж (?), конец XII в. Dijon. Bibliothèque municipale. Ms. 198. Fol. 3v.
Персонификации Церкви (с евхаристической чашей) и Синагоги (со скрижалями завета). В отличие от множества других версий этого сюжета, где Церковь изображалась как торжествующая избранница Христова, а отвергнутая Синагога скорбно стояла в стороне, здесь они предстают как равноправные сестры — олицетворение Ветхого и Нового заветов. А их пустые свитки устремлены друг к другу.
