Мыс Рытый - [7]

Примерно через час, пока ещё не сильно стемнело, накидав в костер побольше валежин, я протиснулся в свою палатку, где уже похрапывал богатырским сном Николай Алексеевич. Да уж — спать в такой палатке вдвоем не очень-то удобно. Честно говоря — не удобно ночевать в такой тесноте. Да ещё этот карабин…

Ночью кто-то ломанулся в кустах. С хрустом ломанулся! Скорее всего, копытные — медведь так не шумит. Палатки наши стояли в аккурат (как выяснится завтра) на звериной тропе. Пришлось насторожиться, медленно и бесшумно выползти из палатки, и подбросить в потухший костер дрова, озираясь с карабином в руках. Огонь тут же разгорелся, что сделало мою фигурку видимой из любого куста, а меня ослепило, «поплотнее задернув занавес ночи вокруг нашего лагеря!» Если бы Миша решил напасть именно сейчас, я не успел бы даже передернуть затвор, а не то, чтобы куда-то выстрелить. Глупо, коль уж боишься медведей и считаешь, что они обязательно нападут, вот так вылазить и «подставляться»! Я забрался обратно под свою «непромокаемую тряпочку» с храпящим спасателем, пообещав себе больше не вылезать до утра. Но всё равно, не приятно спать в тонкой палатке, когда рядом возможно бегает Миша — так и ждешь, когда его тень появится на пологе, отбрасываемая щелкающем костром, и, не дай Бог, он захочет укусить меня за ногу!.. Много разных гаденьких мыслишек… Но усталость берет своё, и ты вырубаешься чутким, беспокойным сном.

Утром, едва стрелки часов перевалили за цифру «6», мы быстро встали, пожрали — и в путь. Как всегда — «без объявления войны» по команде Палыча!

Шлеп-шлеп-шлеп, пара прижимов, пару раз поскользнулись, разок-другой перекурили, и вон за тем бугром должен показаться водопад — туда!

Дойдя до места, откуда с берега был виден водопад «Лента», я почувствовал, что прилично выдохся, хотя мы и шли налегке, оставив все наши рюкзаки (кроме «спасательного») в лагере. Видимо сказывался вчерашний день — день большого рывка «на свежака» и «неспокойной» ночи. К тому же у меня ещё был карабин — а это, как никак, килограмма четыре вместе с патронами. Короче, я выдохся. Палыч, как обычно, увидев водопад, не останавливаясь, полез в гору поближе к падающей струе за «чудными» кадрами. Все остальные последовали за ним. А у меня батарейки отсырели и сели, я остался без возможности фотографировать всю эту красоту, поэтому и смысла спешить к водопаду особого не было. Я положил оружие на «спасательный» рюкзак, который Алексеевич тоже сбросил на берегу реки, и немного поднялся на бугор, чтобы хотя бы в памяти запечатлеть прекрасные ландшафты. Усевшись удобно меж валунов, я курил и разглядывал горы, противоположный зеленый холм, ленту реки и мечтал. На ум (что и следовало ожидать) пришел кадр из фильма «Взвод», когда сержант пристрелил Гука, убегающего примерно вот по такой же реке, почти с такого же расстояния. Прикинув, попал бы я лично с такого расстояния в фигурку бегущего человека или нет, я решил, что попал бы, бросил окурок в струю потока, несущего воды «Ленты» в Молокон, поднялся и, не спеша, пошел догонять соратников.

Мои друзья упорно поднимались всё выше и выше, щелкая на ходу всё, что попадалось интересного. Они уже дошли до ледничка и скрылись за ним из виду. Довольно легко, прыгая по валунам, я поднялся к ним. Они, честно говоря, не ожидали, что я появлюсь — ещё с прошлого года у Владимира Павловича была навязчивая уверенность, что у меня что-то невпорядке с сердцем. Он постоянно меня об этом спрашивал, когда мы созванивались зимой, и требовал позаботиться о своем здоровье, в том числе срочно бросить курить. Видимо и в этот раз, когда я присел и не стал подниматься к водопаду, было решено, что у меня опять прихватило сердечко. А тут — бац! — я появляюсь. Это немного успокоило всех. И мы стали снимать друг друга на фоне водопада и просо так — на память. Надеюсь, они пришлют мне фотографии. (Обязательно пришлют!)

К десяти часам мы вернулись обратно в лагерь.

— Ну, и какие планы дальше?

Владимир Павлович задумался, попивая «чаёк».

Вот в чём преимущество самого младшего, а значить — самого «дохлого», самого не опытного, как всем кажется, и самого неуравновешенного в походе? Он может задавать глупые вопросы и говорить правдивые ответы.

— Ну, и какие планы дальше?

Владимир Павлович задумался, попивая «чаёк».

Через минуту он сказал:

— Есть два варианта: первый — идем на снежник и ночуем здесь; второй — идем на корабль.

Все посмотрели на меня.

— Если б мне было выбирать, — начал я подбирать слова, чтобы никого не обидеть и выразить общую точку зрения, — то я бы пошел сегодня домой — на корабль. Времени нам сегодня хватит, чтобы дойти, а вечером я бы лучше пил пиво, чем жрать снова эти сублиматы и валяться здесь в палатке. Не дай Бог, ещё дождь пойдет! — для убедительности добавил я.

Все посмотрели на Палыча.

Не дожидаясь других предложений, Владимир Павлович сказал:

— Хорошо, так и быть — идем домой!

Резко встал, и через минуту он уже собрал палатку.

Через десять минут все были готовы и собраны.

— Готовность — пятнадцать минут! — объявил Старшой.

Все с удовольствием свалились на свои рюкзаки.