Мыс Доброй Надежды. Рассказы и повести - [46]

- Что такое?

- Сквернее скверного: задремал на ночной вахте. Бывший наш командир базы кавторанг. Самсонов (он тогда еще в кавторангах ходил) дал Алексею пять суток ареста, а комсомольцы добавили к старому выговору строгача с предупреждением. Товарищ Баулин тогда тоже «на вид» в приказе по базе получил за упущение в дисциплине на корабле.

Не прошло и недели - снова наш Кирьянов отличился: во время учебной тревоги без карабина из кубрика на палубу выскочил. Пробоина! Да еще при командире базы! Он тогда хотел списать Кирьянова с корабля на берег, да товарищ Баулин поручительство за него дал. Само собой, еще двое суток на губе. Алексею пришлось отсидеть.

Вскоре, вот так же утром, я, будто невзначай, очутился рядком с Алексеем на этом самом мыске. «Ба, говорю, тут Кирьянов! А я-то думал, что мне одному по душе эти камушки». Алексей вскочил было, да я придержал его: «Сиди, сиди, мы не на службе». Он всем своим видом дает понять, что, дескать, не до вас мне, товарищ боцман, не до разговоров. А я будто и не замечаю его настроения, говорю: «Вот, мол, ты, Алеша, грамотнее меня, как-никак на педагога учился, небось физику насквозь знаешь».

«А что толку, что учился? - перебивает. - Только напрасно деньги на меня тратили». Чуете, на какой галс повернул? Я обратно вроде бы не замечаю его ершистого настроения, иду прежним курсом: «Подмога мне твоя нужна, Алеша, будь добрый, подскажи: какая лампа в высокочастотной части радиопередатчика является преобразователем, а какая усилителем промежуточной частоты?»

«Этого-то, отвечает, я как раз и не знаю».

«Жаль, сокрушаюсь, и я, как на грех, запамятовал! Салаги{Салага - молодой матрос, новичок.} интересовались, а боцман Доронин отговаривался: «В другой раз объясню». Срамота! У радистов спросить - вовсе стыда не оберешься…»

Сидим, молчим. Я покуриваю. Кирьянов камешки с руки на руку перекатывает. Сроду я в таких артистах не бывал!

Выбил трубку, вздыхаю: «Эх, а еще в моряках мы с тобой, Алеша, ходим! Беда, что дружок мой один, дальномерщик с «Буйного», не в своей тарелке - он бы мне в момент все разъяснил; вторую специальность освоил - радист первого класса. Да к нему сейчас и не подступись».

«Как это - не в своей тарелке?» - спрашивает Алексей.

«А вот так, в полном расстройстве: невеста у него на материке осталась. Клялась, божилась: «Ждать буду». А сама за другого выскочила».

Алексей и вовсе помрачнел (видно, понял намек): «Насильно мил не будешь».

«Золотые слова! - отвечаю. - Вот и я дружку твержу: «Вместо, говорю, того чтобы терзаться, ты бы лучше мозги проветрил, делом бы каким-то занялся, беседу бы с салагами, к примеру, провел насчет своего боевого опыта. Желаешь - я вмиг договорюсь с комсомолом. Глядишь, за делом и тоску унесет».

Опять молчит Алексей. Я, наверное, трубок пять выкурил. Спугнуть парня штука нехитрая, с бескозыркой в раковину спрячется и не вытащишь. С какого же фланга к нему заход сделать? Вспомнил вдруг, что он утром купался за базой, с отпрядыша нырял, говорю: «Как это ты расхрабрился - вода-то ледянущая?»

«Мы, отвечает, в Ярцеве в Вопи - речка там у нас такая - круглый год купались».

«А кто ж это «мы»? Что за лихие такие ребята?»

«Обыкновенные. Студенты».

«Коллективно, значит, уточняю, коллектив - штука великая: один человек камень поднимет, коллектив гору свернет. Вот бы нам молодых матросов круглый год купаться приучить…»

На том наш разговор и закончился: подошло время заступать на вахту. А назавтра заглянул в библиотеку, спрашиваю: «Был у вас сегодня младший комендор Кирьянов с «Вихря»?» - «Был». - «Какие книжки взял?» - «Справочник радиолюбителя». Ну, думаю, диагноз поставлен правильно.

Боцман набил новую трубку, раскурил ее, пустил кольцо дыма, которое вмиг разорвал ветер.

- Какое же такое лекарство вы прописали Кирьянову?

- На соленой океанской водичке, - хитро прищурившись, повторил Доронин. - В тот год, как природой и положено, к концу мая началась пора бусов и туманов. Вы, случаем, не читали лоции Тихого океана и Охотского моря? Там все в точности описано: нет на земном шаре другого места, где висят такие туманы, как над Средними Курилами. Неделями висят. Из-за тумана все так нескладно и приключилось. Боцман в сердцах махнул рукой:

- Алешка Кирьянов тут ни при чем. Мы с капитаном третьего ранга, с товарищем Баулиным, осечку дали. Словом, - повторил он любимое словечко командира, - вернулись мы из дозора в одно майское утро - хоть сквозь палубу провались. Что тут пограничнику сказать? На туман жаловаться? На сулои - водовороты в этом самом в Малом проливе? Видите, как там закручивает? Жалься не жалься - «Хризантема» из-под самого нашего носа ушла, вильнула кормой в каком-нибудь кабельтове.

Доронин даже сплюнул с досады.

- Туман туманом, а я эту шхуну-хищницу все равно распознал по оснастке. Говорю капитану третьего ранга: «Это, мол, та самая двухмачтовая «Хризантема», что прошлой осенью удрала от нас на траверзе мыса Туманов». (Горбушу она будто бы тогда в наших водах ловила.) «Не доказано», - отрезал товарищ Баулин. Разве ему от моей догадки легче: не пойман - не вор! А когда капитан третьего ранга показал мне рапорт на имя командира базы, так лицом серый стал. Тут, извините, не только посереешь, в вяленую камбалу обернешься… Я этот рапорт вовек не забуду: «В полутора милях от выхода из Малого пролива в Охотское море во внезапно опустившемся сплошном тумане СК «Вихрь» попал в сильный водоворот и отклонился от курса на зюйд-зюйд-ост к острову Безымянный. Во избежание столкновения с рифами и отпрядышами был принужден повернуть на норд-норд-ост…»