Мятежник - [136]

— Будь ты проклят, Дятел, будь ты проклят! — Фалконер едва не ударил учителя по смеющемуся лицу своим хлыстом.

— Адам ранен, — Бёрд резко прекратил смеяться и заговорил горячо и энергично. — Но с ним всё будет в порядке. Он храбро дрался. Все дрались храбро, или почти все. Нужно будет научить их целиться низко, хотя есть еще тьма уроков, которые нам придется выучить. Но для первого сражения мы выглядели совсем неплохо.

— Неплохо! Ты уничтожил Легион! Будь ты проклят! Уничтожил его! — полковник пришпорил Саратогу в сторону помогавших Адаму сержанта Траслоу и Проктора. — Адам! — закричал полковник и с изумлением увидел, что его сын радостно улыбается.

— Осторожней в лесу, Фалконер! — рявкнул сержант Траслоу. — Там полно чертовых янки.

Полковник намеревался накинуться на Адама и устроить ему выволочку за то, что позволил Бёрду ослушаться приказа, но окровавленная нога сына сдержала его гнев. Потом он поднял глаза и увидел последнюю фигуру в серой униформе, нетвердой походкой вышедшую из леса.

Это был Старбак, и при виде него гнев Вашингтона Фалконера вскипел так яростно, что он непроизвольно затрясся.

— Я вернусь за тобой, Адам, — сказал он и пришпорил Саратогу в сторону Старбака.

Старбак был без лошади и прихрамывал. После того, как Покахонтас заржала, он развернул ее влево, вонзил в ее истерзанные бока шпоры и проскакал галопом мимо ошеломленных и разбежавшихся янки. Он пытался догнать удирающих знаменосцев, но кобыла споткнулась, а из ее пасти и ноздрей закапала кровь.

Она перешла на неровный шаг, засипела, а потом рухнула на колени. Она всё еще пыталась двигаться, но жизнь с шумом выходила из ее поврежденных легких, и она завалилась на бок, скользя по дерну и корням, а Старбак лишь успел выдернуть ноги из стремян и спрыгнуть с седла до того, как умирающая кобыла наткнулась на дерево и остановилась. Она задрожала, попыталась поднять голову, издала тихое ржание, а потом копыта забились по земле в предсмертной агонии.

— О Боже.

Старбак дрожал. Он согнулся, хватая ртом воздух, он был весь в синяках и напуган. Лошадь дернулась, и поток крови хлынул у нее из пасти. Пулевое отверстие в ее груди выглядело совсем маленьким. Громко жужжали мухи, уже облепившие мертвое животное.

Лес казался странно тихим. Где-то далеко звучала ружейная стрельба, но Старбак не слышал поблизости ничьих шагов. Он встал на ноги и зашипел от боли в левой лодыжке, перенеся на нее вес. Его револьвер упал на кучку окровавленных листьев.

Он подобрал его, засунул в кобуру и уже готов был похромать дальше, когда вспомнил, что не далее как этим утром полковник Фалконер подчеркивал, насколько дорогим являлось седло, и Старбаку почему-то пришла в голову дурацкая мысль, что его ожидают большие неприятности, если не спасет седло, и потому он встал на колени у брюха мертвой лошади и потянулся, чтобы отстегнуть подпругу.

Затем то ли рыдая, то ли тяжело дыша, он вытащил седло со стременами и подпругой из-под тела мертвой кобылы.

Шатаясь, он двинулся через лес, хромая из-за вывихнутой лодыжки и спотыкаясь под весом седла и от полуденной жары. Ему пришлось удерживать седло двумя руками, и потому сабля все время путалась под ногами.

После того, как он споткнулся о саблю в третий раз, Старбак остановился, отстегнул ножны и забросил проклятый клинок в подлесок. Где-то в глубине души он понимал, что глупо спасать седло и выбрасывать саблю, но почему-то сейчас седло казалось важнее.

Далеко в лесу раздались голоса, протрубил рог и кто-то триумфально заулюлюкал, и, боясь нарваться на засаду, Старбак вытащил револьвер, взвел нижний курок, а потом рукой с револьвером взялся за седло. Он похромал дальше, наконец-то выйдя из леса на широкое пастбище, по которому были разбросаны кучки отступающих мятежников.

Перед южанами находилась главная дорога, а за ней — крутой склон холма, поднимающийся к плато, на котором Легион начал свой день. Он увидел на вершине небольшой деревянный дом и несколько пушек рядом с ним. Старбак гадал, принадлежат ли эти пушки Северу или Югу, врагам или друзьям.

— Ах ты ублюдок! — крик эхом разнесся по полю, и Старбак повернул залитые потом глаза, увидев мчащегося в его сторону полковника Фалконера. Полковник резко развернулся, чтобы остановиться рядом со Старбаком, из-под копыт его жеребца полетели комья земли.

— Что, во имя Господа, ты сотворил с моим Легионом? Я велел тебе возвращаться домой! Велел убираться к твоему проклятому отцу! — и полковник Фалконер, в приступе ярости не осознавая, что делает, или как младший лейтенант мог обладать такой властью, чтобы совершить приписываемые Старбаку действия, замахнулся хлыстом и ударил им Старбака по лицу. Тот зажмурился, выдохнул от боли, а потом попытался отшатнуться и упал. Из его носа хлынула соленая кровь.

— Я принес ваше седло, — попытался он сказать, но вместо этого встал на четвереньки с капающей из носа кровью, а полковник снова поднял хлыст.

— Это твоя работа, грязный северянин, да? Это ты уничтожил мой Легион, ублюдок! — он хлестнул во второй раз, а потом в третий. — Ах ты ублюдок! — завопил он, занеся руку для четвертого удара.