Мятежная совесть - [35]

Генералы бойкотировали его. Разве эти пленные генералы имели право быть его судьями?.. Они видели сучок в глазу собрата, не замечая бревна в собственных глазах. Обычно они радели о единстве и достоинстве, а тут вдруг устроили базар, не стесняясь советских офицеров. Объявляя бойкот, они винили Шернера вовсе не за то, что он не сразу сдался даже после капитуляции. Нет, вот что они твердили: «Этот выскочка вовсе не генерал. А его фельдмаршальское звание – позорное пятно в истории германского офицерского корпуса!» Орден «Pour le merite»{19} и «Рыцарский крест с дубовыми листьями и мечами» у Шернера они в грош не ставили. Почему же? Да потому, что в прошлом он учитель и происходил из низов. Сословное чванство не давало им примириться с возвышением плебея до фельдмаршала. И к тому же этот «толстозадый» имел наглость давать по рукам генералам, как бы ни было высоко их происхождение, за то, что они засиживались в тылах. Это уж предел наглости!

Сословная спесь иногда уступала место самоуничижению. Перед тем как попасть в плен, некоторые генералы успели вышвырнуть свои мундиры, которые раньше они так тщательно оберегали, видя в них символ особой чести и достоинства, и нарядились в солдатскую форму. Этих скользких щук выуживали из бараков, где они, случалось, годами жили под видом простых солдат или унтер-офицеров. Разумеется, этой маскировкой они скрывали нечто большее, чем звание. Один из таких самоуничижителей после освобождения из плена потребовал за несколько лет выплатить ему в рублях разницу между содержанием солдата и генерала.

* * *

Как-то я сидел на завалинке у барака, грелся на солнышке и читал газету «Известия».

– Ну, что новенького на белом свете? – с этими словами ко мне подсел Альтрихтер.

Я стал ему рассказывать, что было в газете.

– Ох, оставьте меня в покое с политикой. Поговорим лучше о прежних прекрасных днях. Если хотите, даже с критических позиций. Забот у нас тогда не было. Мы были ограждены от инфляции, безработицы и всяких прочих неприятностей, против которых боролся немецкий народ в двадцатые годы. Служба была нелегкая, но замечательная. Требовала всех сил и давала внутреннее удовлетворение. Большинство офицеров не интересовалось политикой, а унтер-офицеры и солдаты – тем более. В этом не было никакой надобности. Ведь мы были вне политики.

– Но это было аполитично! – вставил я. Альтрихтер задумчиво продолжал:

– После первой мировой войны монархию сменила республика, кайзеровскую армию – рейхсвер. Эту новую армию профессиональных солдат создал генерал-полковник фон Сект, аристократ с ног до головы и убежденный монархист. Он определил и состав офицерского корпуса, чуждого и республике и социал-демократам.

– Значит, армия была не такой уж аполитичной?

– Это трудно утверждать. При исполнении служебных обязанностей никто не выставлял напоказ своих политических воззрений. В этом отношении сам фон Сект служил примером. Он даже выступал за разумные отношения с Советским Союзом.

– Если он делал это от чистого сердца, то вел хорошую политику. Но во всяком случае, политику-то он вел, – вставил я.

– Ладно. В конце концов, Сект возглавлял командование. У него особое положение. Но мы, представители офицерского корпуса, унтер-офицеры и солдаты, были вне политики. Мы не имели права вступать в какую-либо партию, участвовать в выборах. Мы должны были только подчиняться. Где же тут политика?

– Да, мы сами не участвовали в политике. Зато за наш счет политику, к тому же весьма реакционную, проводили другие.

– Это еще надо доказать. Но уж генерал-полковника фон Секта в этом упрекнуть нельзя, – категорически заявил Альтрихтер.

Я на минуту задумался.

– Сект отлично умел пропитать офицерский корпус и всю армию тем духом, какой он считал необходимым. Он понимал, что мы, «аполитичные» солдаты, даже не заметили, как стали отнюдь не аполитичными. Левых мы отвергали. Правых считали националистами. В двадцатые годы, в весьма рискованной ситуации, мы вели себя так, как было угодно нашему высокопоставленному шефу: рейхсвер не задумываясь, даже с восторгом, участвовал в подавлении выступлений рабочих. Но к путчам правых рейхсвер относился «нейтрально», а подчас и сам в них участвовал. Вспомните хотя бы путч Гитлера в Мюнхене в 1923 году. Предателей из тогдашнего пехотного училища командующий войсками помиловал. Разве это не политика?

Альтрихтер что-то пробурчал себе под нос.

– Сект был умен, но умел мастерски маскировать свои политические цели перед нами, «аполитичными» солдатами. Только один раз этот холодный, расчетливый человек дал себя увлечь – в 1926 году, когда принял в армию принца Вильгельма.

– На этом он и споткнулся. А его преемники были уже иной формации. Но перемена в руководстве не повлияла на дух офицерского корпуса и положение армии. Ежегодно во время осенних маневров все восхищались крошечным рейхсвером. Это были лучшие времена моей солдатской жизни, – со вздохом сказал генерал Альтрихтер и не без гордости продолжал: – Высокая выучка стотысячной армии создавала ей авторитет и внутри и вне страны.

– Но этими качествами армии злоупотребили помещики и промышленники, чтобы задушить республику!..