Мятеж - [90]

Тут же случился Мерлин, председатель уревкома.

— Товарищи, вот видите мои худые сапоги? — и он приподнял сапог с отвалившейся подошвой. — Клянусь вам, что не надо никаких насилий. Прошу верить мне, как давно работающему в Семиречье… Миром, миром, товарищи…

Мерлин лопотал что-то ненужное, бессвязное, но уже настроение общее давно переменилось, — от прежнего задора не было следа. Сошлись на том, что вместе с Беловым поедут в штадив представители боесовета и лично будут участвовать в разговорах военсовета с центром.

Выбрали Чеусова, Караваева.

А чтобы с ними ничего не случилось, в крепости оставили заложниками Бочарова и Кравчука. Пацынко уехал с Беловым, с ними Чеусов, а Караваев, взяв человек тридцать конных, догнал их в пути.

И когда подъезжали к штадиву, Караваев и Чеусов, — боясь, что откроют огонь, Белова направили вперед, а сами за ним, зорко озираясь, робко пробрались во двор.

Подступили к проводу. Подошли к ним и мы, остававшиеся в штадиве.

Вызвали ревсовет фронта.

Рано утром этого же дня, то есть 13-го, городская партийная организация собралась около комитета. На руках у комитетчиков было распоряжение обкома явиться к военному совету. Но они и думать про то не думали — развернули знамена и прямым сообщением наладили в крепость. Там их встретили как желанных друзей, торжественно, с музыкой. Партийные представители, по приглашению боесовета, уже работали в нем заодно с мятежниками. Крепость чувствовала себя в некотором смысле «революционной». И в самом деле как это выходило революционно!

Тут тебе и коммунисты как будто заодно, тут тебе можно и «долой коммунистов» кричать, и уничтожать агентов по продразверстке, и требовать разоруженья особотдела и трибунала, свергать все власти военные и гражданские, провозглашать свою мятежную, крепостную власть, — это вот так коммунисты, с такими и дело любо вести!

Потому так торжественно крепость и встретила городскую организацию.

— Свои, — решили там безошибочно.

Были даже при встрече торжественные речи, — обменивались взаимно любезностями. С приветствием от партии досталась «великая честь» выступать Кирпо.

Произошел даже вежливый обмен официальными документами. Крепость писала:

УГОРКОМУ ПАРТИИ

Временный Военно-революционный Совет предлагает партии влить в состав Врем. В.-Р. С. четырех членов партии.

За предс. Врем. В.-Р. С., член Ф. ШКУТИН.

Члены: Кризенко, Прасолов, Караваев.

Последовал ответ:

Городской комитет партии выдвигает во Временный Военно-революционный Совет товарищей: Меньшова, Демченко, Кирпо, Дублицкого.

(Следует девять подписей.)

Словом, соблюли все необходимые «формальности». Один из командированных партией, Дублицкий, настолько усердно, рьяно взялся за работу, что уже вскоре сидел в боесовете над столом, за картой, вместе с мятежниками и разрабатывал план налета на особотдел. Правда, это был всего-навсего юноша лет девятнадцати. Потом, на суде, он сознался в ошибках своих и прегрешениях, но все же вреда натворил немало, — и не только в этом деле, он участвовал и в других, столь же зазорных и пакостных. Одним словом, крепость чувствовала себя в «контакте» с городскими «коммунистами» и начинала даже на них покрикивать. Так, например, тому самому почтенному собранию, что заседало в Доме свободы, крепость послала довольно отчетливое… извещение.

ИЗВЕЩЕНИЕ

Вр. Военно-революционный Совет Семиреченской области считает долгом оповестить объединенное заседание всех организаций, состоявшееся в Доме свободы, что ему в полном составе предлагается явиться в крепость не позже восьми часов утра для разрешения наболевших вопросов среди тт. красноармейцев. В случае неявки Советом будут приниматься меры, как к неподчиняющимся Советской власти, во главе которой стоит Вр. Революционный боевой Совет Семиреченской области.

6 часов утра 13 июня 1920 г., крепость.

Председатель Вр. Военно-революционного боевого

Совета Семиреченской области (подпись).

Тов. председателя (подпись).

Секретарь (подпись).

«Партийцы» верненские все переносили молча, крепостная узда им приходилась в самый раз. Недаром председатель угоркома телеграфировал в Ташкент краевому комитету партии, что все спокойно, помощь не нужна.

В самом деле, какая и зачем им требовалась бы помощь? Они во всей этой суматохе чувствовали себя как рыба в воде.

Теперь в крепости во время поскудного допроса Белова Чеусовым — они, представители партии, и не подумали возвысить свой голос против самой недопустимости подобного допроса, они сидели и сочувственно ухмылялись вместе с мятежниками над каждым ответом нашим.

Только Мерлин неловко вмешался со своими «дырявыми сапогами», да и то как-то слезно, просительно, по-христиански.

Заложников — Кравчука и Бочарова — скоро посадили в тюрьму. Разнузданная шпана вела в заключенье партийных товарищей, а «представители партии» стояли в сторонке и ухмылялись, единого слова не вымолвили в пользу заключенных. Ничего себе, — недурны «партийцы»!

На прямой провод вместе с Чеусовым и Караваевым их пожаловало трое: Демченко, Меньков, Дублицкий. Ташкент отвечал.

Еще значительно раньше, тотчас после вчерашнего совещания в штабе Киргизской бригады, мы сообщили центру все наши решения по двенадцати пунктам. И предупредили: решить-то решили, но сами этим решеньям не верим ни на грош, так как делегация крепостная и сама крепость в целом мыслят вовсе не одинаково и плюнуть на любую свою делегацию для крепости — пара пустяков.