Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический» - [25]

Помимо семи убитых офицеров большинство остальных было ранено и практически все были зверски избиты. Оставшихся в живых офицеров заперли в одной из кают, пообещав завтрашний расстрел. После этого начался повальный грабеж офицерских кают и расхищение вещей убитых матросов.

Выше мы уже описали личное участие Афанасия Матюшенко в издевательствах и казнях офицеров. Картина его зверств выглядела настолько жутко, что в советское время историки всеми силами пытались замолчать его деяния — уж больно страшно все выглядело даже по революционным меркам. Отсюда и скороговорка историка С. Найды и других. Понять можно, правдивое описание только издевательств над офицерами сразу бы сорвало весь флер романтизма с палача Матюшенко и его подручных.

По воспоминаниям очевидцев, Матюшенко все время кричал: «Довольно они нас вешали, будем их вешать!» Где и когда Матюшенко видел, чтобы в русском флоте вешали матросов, пусть даже самых нерадивых, я, честно говоря, не знаю. Думаю, не мог знать этого и Матюшенко. Кричал же он эту ахинею исключительно для того, чтобы хоть как-то снять с себя ответственность за намеченные им убийства офицеров корабля.

Из всего вышесказанного напрашивается вывод, что убийства офицеров, причем убийства зверские и публичные, были запланированы заранее, еще до начала мятежа. При этом о какой-либо конкретной мести речь вообще не шла. Дело было в ином Необходимо было ошеломить команду «Потемкина» пролитой кровью и дать понять каждому, что обратного пути после совершенного ни у кого уже нет. Все они участники и соучастники совершенных преступлений, и никакого снисхождения им уже не будет, а потому все отныне должны быть послушны новым вожакам и идти за ними до конца.

* * *

После захвата власти на корабле мятежники разыскали и вывели на верхнюю палубу сверхсрочников кондукторов. Матросы решали — убивать их или оставить в живых. За расстрел кондукторов, естественно, был Матюшенко, но большинство матросов заявили, что без сверхсрочников им будет трудно управлять кораблем, к тому же уже хватит крови. Из показаний минного кондуктора Акима Лесового: «Когда я вышел наверх, то увидел, на кнехте среди команды стоял с ружьем Матюшенко. Матюшенко, увидев меня, подозвал меня, и когда я подошел, с меня сорвали сзади погоны. Матюшенко спросил у команды: убивать меня или нет, раздалось несколько голосов, чтобы убить, и тогда Матюшенко… крикнул: “Расступись!” — сзади меня команда разбежалась, а Матюшенко и Сыров, стоявший возле него, нацелились в меня. Я схватил их за винтовки, подойдя к ним, и спросил у команды, за что меня убивают, тогда несколько голосов раздалось, что не надо убивать, я опустил ружье Сырова, который его убрал и продолжал спрашивать команду, пока команда опять меня не окружила, и тогда опустил винтовку Матюшенко. Матюшенко приказал меня арестовать».

Матюшенко просил команду расстрелять и артиллерийского кондуктора Шопарева, но матросы не согласились.

Ученик машиниста матрос А.Н. Заулошнов все порывался застрелить боцмана Зыбалова, но и его удержали.

До конца остался верен присяге строевой квартирмейстер Александр Денчик, пытаясь защитить офицеров. Матюшенко выбил у него из руки винтовку, пообещав, что он с ним расправится позднее. Каким-то чудом остались в живых машинный кондуктор П.Г. Бардкжов и сигнальный боцманмат Фридрих Веденмеер.

На протяжении многих лет в трудах по восстанию на «Потемкине» факт того, что потемкинцы не перебили кондукторов корабля — сверхсрочников, специалистов, прослуживших на флоте по 15—20 лет, подавался образцом революционной гуманности и даже излишней мягкотелости. При этом обычно писали так: «Подавляющее большинство их было верными помощниками и слугами офицеров, являясь связующим звеном между офицерами и нижними чинами. Им вменялось в обязанность следить за “порядком” на корабле и доносить на всех подозрительных и политически неблагонадежных матросов. За это они пользовались рядом привилегий, имели даже свою кают-компанию. Некоторые матросы требовали расправиться с кондукторами так же, как и с офицерами. Но часть команды выступила против, и великодушно предложила простить их, поверив лживому обещанию во всем повиноваться восставшим и честно нести службу. Дальнейшие события показали, как дорого заплатили матросы за свое великодушие».

На самом деле ни о каком великодушии речи и быть не могло. «За прошлые обиды» матросы преследовали по всему кораблю боцманов, фельдфебелей, кондукторов, избивали их, выводили на суд команды и угрожали расстрелом. Кондукторам была уготована та же участь, как и офицерам, если бы матросы могли сами управлять кораблем Сборная команда со всего флота с большим количеством новобранцев была не в состоянии управлять кораблем и его эксплуатировать. Это могли обеспечить исключительно сверхсрочные унтер-офицеры, только поэтому они и были оставлены в живых.

При этом традиционно (опять же бездоказательно) считается, что группа противников восстания на «Потемкине» была относительно немногочисленна и состояла из 10 кондукторов и 60—70 матросов, в основном новобранцев. Оформленной организации эта группа создать не успела, но наиболее активные ее члены, сознательные враги восстания — прежде всего сверхсрочники-кондуктора и часть матросов, — устраивали тайные сходки. Возглавлял контрреволюционеров прапорщик Д.П. Алексеев, назначенный потемкинцами командиром корабля. Эта группа, если верить мемуарам потемкинцев, «вела активную агитацию, занималась провокациями и вредительством».