Мясорубка Фортуны - [24]
— Пойдем, — улыбнулась мне Лиза.
На месте мрачного вампирского логова красовалась уютная средиземноморская вилла, светлая и просторная, с большими окнами, колоннадой, верандами и мраморной лестницей. Стальная дверь, декорированная белой панелью с золотой лепниной, была заперта на один легкий замок. Переступив порог дворца, Лиза включила самый тусклый свет и повернулась ко мне:
— Прошу, входи. Я тебя приглашаю.
— Благодарю, — с улыбкой подыграл я.
На самом деле вампир может войти в любой дом без приглашения, если, конечно, на жилище не установлена специальная волшебная защита. Впрочем, особо одаренные представители нашего племени (например, я) умеют ее снимать.
Со стен квадратного коридора угрожающе торчали всевозможные рога, служившие вешалками. Осматриваясь, я почуял осину и быстро ее нашел. Над дверью висел дамский осиновый кол с бахромчатой рукояткой.
— Это подарок. Я его сюда повесила от всякой нечисти, — пояснила Лиза. — Ой! — смутилась она. — Прости. Не хотела тебя обидеть.
— Я не обиделся.
— Вот и славно. Тапочек нет. Здесь все ходят в носках или босиком.
Разувшись, мы перешли в небольшой зал с картинами. Лиза взяла меня за руку и вздрогнула, почувствовав мое внезапное напряжение.
— Что с тобой, Тиш? — удивилась она.
Я резко отвел взгляд от ненавистной обрюзглой физиономии. Дар речи вернулся не сразу. Понадобилось время на то, чтобы убрать клыки, проглотить слюну и расцепить челюсти.
Лаврентий на портрете выглядел, как живой. Он сидел в кресле — качалке, до безобразия толстый и как будто ослизлый, в коричневом костюме — тройке из английского шерстяного сукна, тонком синем галстуке, белоснежной рубашке и черных ботинках. В руке он держал золотую трость. Заплывшие поросячьи глаза Лаврентия и расшлепанные губы отображали наглую усмешку. Он словно бросал мне вызов с того света.
— Мне малость некомфортно в человеческом жилище. Смущает изобилие запахов, — я объяснил странность поведения.
— Ты скоро привыкнешь. Не волнуйся. Запахи здесь, в основном, приятные, — успокоила Лиза. — Это мой далекий предок Лаврентий Матвеевич Поликарпов. Основатель колбасной фабрики, — она привлекла мое внимание к портрету врага. — Говорят, он был замечательным человеком. Я им горжусь. Ты, случайно, его не знал?
— Знавал немного. Умнейший был человек.
— Там у нас гардеробная, — девушка заглянула в правую ветку длинного коридора. Мы туда не пойдем. Прямо по курсу — новая гостиная. Ей занимался известный дизайнер Петр Шекль. Есть еще старая гостиная и каминный зал. Там вся мебель дореволюционная.
«Новая гостиная», оклеенная темно-синими обоями с волнистым серебряным узором, начиналась за широкой деревянной лестницей, перила которой поддерживали искусно выточенные резные букеты тюльпанов. На втором этаже лестница раздваивалась, образуя полукруглый балкон. На освещавших ее витражных светильниках — панно скакали и делали сальто веселые арлекины.
— Обожаю эти лампы! — Лиза взбежала по лестнице, и так же быстро спустилась, — Глядя на них, так и тянет ходить на голове. Или съехать по перилам. Только этого, конечно, не надо делать… Можно розочки ободрать. А вот бессарабский безворсовый ковер, — она пнула тонкий красно — белый коврик. — Тряпка тряпкой, а стоит ненормальных денег. Его нельзя мять… Вся мебель сделана на заказ в Италии. Тут, как ты заметил, все дышит Венецией… Карнавалом.
Центр гостиной занимали четыре мягких дивана и два кресла в пестрых лоскутных чехлах. На них лежали декоративные подушки в форме шутовских колпаков. Посредине стоял массивный журнальный стол из палисандра, черный с белыми потертостями под старину. Простенки между огромными окнами, завешенными темно-бордовыми шторами, украшали хрустальные канделябры. Низко висящую хрустальную с позолотой люстру венчала фигурка гондольера. На большой масляной картине, отвлекавшей взгляд от лестницы, был изображен венецианский канал: влюбленные пары прогуливались по ажурному мосту, плавали в гондолах и сидели на скамейках у воды.
В углублении комнаты я увидел ряд шкафов-витрин с посудой и коллекционными статуэтками.
— Присядем? Тут мило, правда? — Лиза переживала, что мне не понравится ее дом.
— Здесь прекрасно. Душа отдыхает при созерцании удивительной красоты, — мне не терпелось плюхнуться на диван, но брюки я счел недопустимо грязными для приземления на шикарный предмет интерьера.
— Тебе надо привести себя в порядок, — гостеприимная хозяйка заметила мое смятение и вывела в левый придаток коридора. — Я покажу тебе малую ванную. У нас есть еще три бани: русская, японская и римская с бассейном. В туалет зайдешь?
— Отчего не заглянуть?
— Предупреждаю сразу, — девушка пугающе сморщила личико. — Унитаз не золотой.
— Я не столь привередлив, лапушка. Для оных целей привык использовать кусты.
— Просто все гости первым делом начинают возмущаться, где золотой унитаз, и все такое. Он у меня синий. Я не арабский шейх. Золотой запас храню в приличном месте… Ванная и раковина из мрамора. На полу тоже мрамор — будь осторожен. Короче, мойся. Халат возьми в шкафчике.
Из туалета, оформленного темно-синей керамической плиткой, разговор Сатибо и Юми был почти не слышен. А в просторной ванной комнате, облицованной светлыми мраморными пластинами, под реечным потолком находилось маленькое окошко. Взгромоздившись на края скользкой ванной, я подтянулся и припал к нему ухом. Чуткий слух помог различить последние фразы нервного диалога.
Легко ли жить в мире, где не существует любви и дружбы, где каждый новый день может стать последним, и приходится непрестанно бороться за существование по законам дикой природы? Именно в такую неблагоприятную среду обитания внезапно попадает молодой помещик Тихон Подкорытин-Тарановский, изнеженный лентяй и обжора. После того, как загадочная красавица превратила его в вампира и познакомила со своей стаей — злодеями из разных эпох, Тихон поневоле вступает в опасную и непредсказуемую игру, проигрыш в которой карается смертью.
Давно заброшенная и забытая Древними старая законсервированная база на одной из далёких и обследованных ими планет, внезапно посылает сигнал в метрополию. В произведении рассказывается о том, как развивалась и складывалась жизнь аборигенов, после ухода с планеты Древних, посеявших на ней семена разума.
11 февраля 1985 года был убит Талгат Нигматулин, культовый советский киноактер, сыгравший в таких фильмах, как «Пираты XX века» и «Право на выстрел», мастер Каратэ и участник секты, от рук адептов которой он в итоге и скончался. В 2003 году Дима Мишенин предпринял журналистское расследование обстоятельств этой туманной и трагической гибели, окутанной множеством слухов и домыслов. В 2005 году расследование частично было опубликовано в сибирском альтернативном глянце «Мания», а теперь — впервые публикуется полностью.
Софья устраивается на работу в банке, а там шеф - блондин неписанной красоты. И сразу в нее влюбился, просто как вампир в гематогенку! Однако девушка воспитана в строгих моральных принципах, ей бабушка с парнями встречаться не велит, уж тем более с красавцем банкиром, у которого и так налицо гарем из сотрудниц. Но тут случилась беда: лучшую подругу похитили при жутких обстоятельствах. Потом и на Соню тоже напали, увезли непонятно куда: в глухие леса, на базу отдыха и рыболовства. Вокруг - волки воют! А на носу - Новый год!.
Рассказы, которые с 2008 по 2010 г., Александр Чубарьян (также известный как Саша Чубарьян и как Sanych) выкладывал в сети, на своём блоге: sanych74.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Каждый месяц на Arzamas выходила новая глава из книги историка Ильи Венявкина «Чернильница хозяина: советский писатель внутри Большого террора». Книга посвящена Александру Афиногенову — самому популярному советскому драматургу 1930-х годов. Наблюдать за процессом создания исторического нон-фикшена можно было практически в реальном времени. *** Судьба Афиногенова была так тесно вплетена в непостоянную художественную конъюнктуру его времени, что сквозь биографию драматурга можно увидеть трагедию мира, в котором он творил и жил.