Мясорубка Фортуны - [14]

Я приоткрыл рот, шевельнул верхней губой: разорву, если не перестанешь испытывать мое терпение.

Подогнув пальцы опиравшихся на стол рук, Сатибо резко сомкнул губы, натянул мышцы, связывающие нос со щеками: считай, ты уже мертв.

Я издевательски фыркнул.

Сатибо дернул головой, прекращая бессловесный «обмен любезностями» и скрытно улыбнулся, глядя на мою пищу: уверен ли ты, что это можно есть или боишься отравиться неуловимым ядом?

У меня появился чрезвычайно опасный враг. Таких врагов лучше не приобретать, но что делать, если они сами ко мне липнут?

— Как успехи, Такешич? — охранник не заметил нашей краткой «беседы». — Хозяин подписал твой приказ о повышении?

— Он не подписал — Дырявый подпишет. У меня все клево, Виталь, — Сатибо пожал охраннику руку. — Кроме, сам знаешь, чего.

— Нужно пережить, — сострадательно провыл Виталий.

— А кто тебе сказал, что я это не переживу? — раздраженно буркнул Сатибо и свернул направо по коридору.

Я вышел с обеими сумками за ворота, поставил их на обочину дороги и хорошенько обнюхал крышки «бадеек». От охотничьей непахнущей смолы у меня забивался нос и першило в горле. Предварительный анализ показал, что дареная кровь съедобна, а я привык верить своему чутью.

Выпитая «бадейка» овечьей крови не принесла мне успокоения. Стоя у кухонного окна, я глядел на пополневшую луну, качавшуюся в ажурном облаке, и обдумывал план действий.

Беда стояла на пороге избушки… Нет, она уже занесла ногу, чтобы его переступить. Мне было необходимо вытолкнуть ее на улицу и плотно закрыть дверь.

«Филипп не мог не оставить потомства», — судорожно размышлял я. — «Тогда пророчество Адской Птицы оказалось бы пустыми словами, а Шенигла пустых слов не говорила».

Как выяснилось, Филипп завещал все свое имущество главарю местной банды, крупному бизнесмену Джанику Саркисову, носившему прозвище Дырявый Джо. По человеческим мерилам жизни его решение считалось вполне закономерным. Филипп и Джаник были давними приятелями (в узкий круг входили также младшие Яматори) и вместе проворачивали финансовые авантюры. Однако, по неписаным правилам волшебного мирка Филипп обязан был соблюсти отцовский завет и оформить наследство на своего сына.

Я беспокоился о том, чтобы богатство Филиппа досталось его сыну, не потому, что однажды пообещал Лаврентию заботиться о его семье. Перспектива остаться без еды была мощным стимулом для защиты прав незнакомца. Трусливый разбойник Джаник не захочет враждовать с вампиром, но его частенько подводит память. Недаром, он вносит в блокнот все важные сведения. Возможно, он попросту забудет о том, что я живу неподалеку от его мясокомбината и что меня нужно кормить. А напоминать ему обо мне станет некому. Последний мой защитник Даппо пострижется в монахи и тоже благополучно обо мне забудет.

Я проник в особо охраняемую часть города, загроможденную дворцами состоятельных людей. На картах местности она обозначалась как элитный микрорайон «Крутой берег», а волочаровские мещане звали ее «Долиной нищих».

Кустами я подобрался к усадьбе Лаврентия. Возле ее калитки стоял громадный белый автомобиль марки «Лексус». Его ксеноновые фары освещали половину улицы.

Сатибо кого-то ждал. Он беспокойно гладил светло-коричневый руль, слушая бодрые американские ритмы, и смотрел на блестящий асфальт дороги. Недавний дождь будто не коснулся его чистейшей машины. Только на подкрылках и на краях литых узорчатых дисков виднелась засохшая грязь.

Жемчужно-белый «Лексус» был визитной карточкой Сатибо, подчеркивал его элегантность и респектабельность, помогал кружить девушкам головы. Удивительно, но самурая не радовало внимание поклонниц. На большинство людей, независимо от полового разделения, он смотрел, как говорится, волком. Однако, в общении демонстрировал хорошее воспитание и не был уличен в публичной грубости.

Забота Сатибо о лоске белого «Лексуса» казалась мне маниакальной. Едва различимая царапинка на эмали или пятнышко в салоне приводили его в ужас. А уж если на капот запрыгнет кошка или капнет птичка… О, это была трагедия похлеще древнегреческого эпоса.

Минут через пять моего ожидания калитка выплюнула на дорогу тоненькую фигурку Юми, распутной сестры Сатибо. Она коллекционировала богатых мужчин с жадностью нищей авантюристки, несмотря на то, что о бедности имела весьма смутное представление. Назвавшись для саморекламы гейшей, Юми извратила японскую традицию. Она танцевала голышом в клубе Джаника Саркисова. Там же она проводила чайные церемонии, выбирая «спонсора» из числа пожилых семьянинов. Юнцы и холостяки ее не интересовали.

Спонсоры Юми делились на три категории. Одни мужчины понимали, что тайные встречи — ни что иное, как деловое сотрудничество, за которое желательно щедро платить. Другие наивно считали, что заслужили внимание «гейши» благодаря личным качествам, не связанным с их материальным положением и карьерой. Третьи интуитивно подозревали, что загадочной красотке что-то нужно от них, только не понимали, что именно они могут ей предложить.

Хуже всего приходилось тем мужчинам, которые влюблялись в Юми. Стоило спонсору проговориться о любви или начать преследовать «гейшу», уверяя, что он готов бросить семью, она с поразительной жестокостью отлучала его от поклонения себе. Обычно для этого было достаточно пары — тройки болевых приемов и угрозы привести в негодность орудие измены.