Мясорубка для маленьких девочек - [40]

Оно ждет меня со вчерашнего дня и называется курком револьвера.

Но уже слишком поздно.

* * *

— А вы могли бы напеть мне это?

— Это невозможно напеть, я могу насвистать, да и то с трудом.

— Ну-ка попробуйте.

Господин Арман, владелец «Опуса», магазина с самым большим выбором пластинок в городе, пожелал лично принять участие в разрешении проблемы, когда все его продавцы признали свое бессилие. Некоторые из них смотрели на меня как на сумасшедшего, когда я насвистывал эту пронзительную ноту, неизменно одну и ту же, за которой следовало более продолжительное «ля», а затем целая серия нескончаемых «до». Странное дело: сам хозяин не выказал ни малейшего признака беспокойства. Вокруг нас собралась кучка покупателей-меломанов.

Это явно современная музыка, — сказал Арман. — Слегка похоже на «Вариации для двери и вздоха» Пьера Анри.[38] И уж конечно, это написано не для виолончели… А, впрочем, послушайте все-таки…

Звук, донесшийся до нас из колонок, вызывал в воображении гигантское насекомое, скребущее лапкой по навощенному паркету. Современные композиции — это та область, в которой я совершеннейший профан, но они всякий раз навевают мне сюрреалистские образы. Один из слушателей сказал, что эта музыка ассоциируется у него с треском авторадиолы в туннеле. Второй склонялся к версии гидролокатора на подводной лодке, проработавшего в водной среде до полного истощения батарей.

После долгих минут сосредоточенного раздумья я сказал:

— Нет, ничего общего; эта вещь в сто раз мелодичнее, чем та, которую я имею в виду.

— Послушайте, не сочтите за нескромность, но в моем магазине есть вся классическая и современная музыка, изданная в мире, даже самая мрачная и отвратительная. Спросите моих клиентов: со мной консультируются по поводу всяких редкостей, и если эта вещь действительно существует, а вы верно мне ее насвистали, она непременно должна быть здесь. Вы уверены, что это для виолончели?

— Увы, да!

Со всех сторон на нас посыпались имена композиторов: Крупка, Баллиф, Берио, Варез, Мессиан, Лигетти, Эно, Шнитке, Луиджи Ноно и так далее — никого из них я доселе не знал. Хозяин, истинный профи, с ходу отметал одних, проигрывал мне других. Мой ублюдок сосед мог торжествовать, он был на пороге выигрыша…

Но какая замечательная мысль — сыграть с ним на его поле, прибегнуть к современной музыке! Ведь до сих пор он не слышал от меня ни одной ноты из современных произведений, только классику, написанную не позже 1910 года: я был для него легкой добычей. Вот отчего ему удалось сделать свою пытку еще более мучительной. В борьбе все средства хороши, даже самые подлые. Представляю, как он планирует заговор против меня на следующую ночь: «Бах — ну ладно, с ним покончено… Зато этот… Интересно, найдется ли такой в его коллекции…»

— Боже мой, ШЕЛСИ![39]

Господин Арман завопил так же громко, как я накануне. И так же лихорадочно поставил новую пластинку:

— Ну конечно, Шелси… Вот, послушайте… Как же я сразу не сообразил!

Я заранее ненавидел эту музыку, но неожиданно она показалась мне по сути своей безупречной; это было нечто вроде озарения, которое настигло меня в тот миг, когда я меньше всего ожидал этого. Мне чудилось, будто я встретил старого, двадцатилетней давности, знакомого и узнал его, несмотря на морщины и забытые черты. В этой пьесе, как и в Бахе, было все то, что мой сосед безнаказанно уродовал своей игрой; я наконец постиг смысл этой музыки с ее резкими, буйными, жесткими звуками.

Я поздравил хозяина, а окружающие слушатели почтили его громом аплодисментов. Я вернулся домой с пластинкой под мышкой. Шелси, Концерт № 2. Чего только не сделаешь, чтобы умереть спокойно!

Подходя к дому, я увидел своего психа соседа на балконе; он сидел там, скрестив руки и иронически глядя на меня сверху вниз. У меня возникло неприятное предчувствие, что он поджидает меня и что паузы между игрой теперь станут еще короче. И это предчувствие оправдалось в тот самый момент, когда мой ключ повернулся в скважине. Он решил захватить меня врасплох и с порога нанести роковой удар. Но ему было неизвестно, что и у меня в рукаве припрятана козырная карта.

Исполнение длилось ровно одиннадцать минут. Если правда, что тишина после Моцарта — тоже Моцарт, вполне возможно, что так же дело обстоит и с этим Шелси. Потому что, когда пластинка остановилась и я стал ждать от потолка тишины, до меня донеслась восхитительная симфония, состоявшая из звона разбитых об пол стаканов и тарелок, яростных воплей и грохота опрокинутой мебели.

Поздний час. Хорошо! Нынче вечером я пить не буду. И вообще, жизнь не такая уж скверная штука. Сегодня ночью посижу на балконе и выкурю несколько сигарет, любуясь звездами над городом.

Весь следующий день и еще три за ним были отмечены мертвой тишиной. Чем-то вроде мрачного перемирия. Но наслаждение сокрушительной победой быстро улетучилось. Счастье так мимолетно. Я снова взялся за перо, чтобы запечатлеть на бумаге свои замогильные проклятия. После долгих попыток у меня получилось вот что:

«Благословен тот, кто не тронет сии камни, и да проклянут того, кто потревожит мой прах». Вот то, что вы напишете на моей могиле. Я знаю, что это эпитафия Шекспиру. Ну и что с того? Кто осмелится меня…