Мясо - [82]

Теперь корову нужно превратить в тушу, ее двигают дальше к «скалышровщику», его название говорит само за себя, рабочий снимает кожу с головы животного. Процент домашнего скота, находящегося в сознании, на этой стадии невелик, но все-таки это не ноль. На некоторых предприятиях эта проблема настолько обычна, что существуют неофициальные инструкции, как обращаться с подобными животными. Объясняет рабочий, знакомый с такой практикой: «Часто рабочий, снимающий кожу с головы, понимает, что животное все еще в сознании, — он делает надрез сбоку головы, а корова начинает дико брыкаться. Если такое случается или если корова уже брыкалась, прибыв на пункт, рабочий втыкает нож ей в затылок и перерезает спинной мозг».

Как выяснилось, это обездвиживает животное, но не делает его нечувствительным. Не могу сказать, со сколькими животными это происходит, ибо никому не позволено досконально исследовать этот вопрос. Мы знаем только, что это неизбежное побочное следствие современных систем убоя, так что это будет случаться и впредь.

После «скальпировщика» туша (или корова) переезжает к «ножникам», которые отрезают нижнюю часть ее ног. «Если какая-то из них возвращается к жизни, — говорит рабочий с конвейера, — то кажется, что она пытается забраться по стене… А если эта несчастная уже досталась «ножникам», не желая прерывать работу, они ждут, когда кто-то к ним подойдет и еще раз оглушит корову. И просто отсекают нижние части ног секатором. Когда они это делают, корова просто сходит с ума и дергает ногами во все стороны».

Затем с животного снимают всю шкуру, его потрошат и разрезают пополам, на этом этапе туша выглядит как привычная картинка говяжьей туши — висящая в морозильнике в зловещей неподвижности.

6. Предложения

В не очень долгой истории американских организаций по защите животных тех, кто ратует за вегетарианство, немного, но они хорошо организованы и вступают в нелицеприятный спор с теми, кто защищает идею есть с осторожностью. Широкое распространение промышленных ферм и индустриальных боен серьезно изменило положение, сразу же закрыв брешь между такими некоммерческими организациями, как РЕТА, которые защищают веганство, и такими, как Общество защиты животных США (HSUS), которое говорит приятные вещи о веганстве, но, главным образом, выступает за благоденствие животных.

Из всех хозяев ранчо, которых я встретил во время своих исследований, Фрэнк Риз имел особый статус.

Я утверждаю это по двум причинам. Во-первых, он — единственный из встреченных мною фермеров, который не делает на своем ранчо ничего, что можно посчитать откровенной жестокостью. Он не кастрирует животных, как Пол, и не клеймит их, как Билл. Когда другие фермеры говорили «мы должны это делать, чтобы выжить» или «этого требует потребитель», Фрэнк пошел на большой риск (он бы потерял дом, пойди дела на ферме из рук вон плохо) и предложил своим клиентам научиться питаться по-новому (его птиц нужно готовить дольше и у них непривычный вкус; они ароматнее, поэтому их следует умереннее добавлять в супы и другие блюда, поэтому к птице он прилагает рецепты и изредка даже устраивает трапезы для своих клиентов, чтобы научить их старым кулинарным хитростям). Его работа требует громадного сострадания и бесконечного терпения. И цена этих усилий не только нравственная, но и, поскольку новое поколение всеядных требует заботы о благоденствии животных, экономическая.

Фрэнк единственный из известных мне фермеров, кому удалось сохранить генетику «традиционных пород» птицы (он первый и единственный хозяин ранчо, которому Министерство сельского хозяйства США разрешило применять к своим птицам понятие «традиционной породы»). Его сохранение таких пород невероятно важно, потому что, пожалуй, самое большое препятствие для появления нормальных ферм по разведению индеек и кур — это ориентация на промышленные инкубаторные станции, которые обеспечивают фермеров птенцами, а других инкубаторов, можно сказать, и нет. Практически ни одна из тех птиц, которых можно купить, не может воспроизводиться, в их генах, благодаря генной инженерии, изначально заложены будущие серьезные проблемы со здоровьем (куры, которых мы едим, как и индейки, это бесперспективные животные — по замыслу, они не могут прожить так долго, чтобы начать размножаться). Поскольку среднестатистический фермер не может завести собственный инкубатор, он поневоле попадает в плен промышленной системы, которая устанавливает тотальный контроль над генетикой животных. Не только Фрэнку, но и почти всем другим мелким птицеводам, даже немногим хорошим фермерам, которые платят за породную генетику и выращивают птиц с большим вниманием к их благоденствию, обычно приходится каждый год заказывать доставку птицы по почте из промышленных инкубаторов. Нетрудно представить, что пересылка цыплят по почте ставит их благоденствие под вопрос, но гораздо больше тревоги вызывают условия, в которых выращивали родителей, дедушек и бабушек этих птиц. Доверие к подобным инкубаторам, где условия содержания птиц могут быть столь же скверными, как на самых худших промышленных фермах, — вот ахиллесова пята мелких производителей, которых в ином случае не в чем было бы упрекнуть. Вот почему традиционные породы Фрэнка и его мастерство птицевода требуют создания альтернативной фабрики, отличной от птицеводческих предприятий; создать такую ферму практически не под силу никому другому.