Мясо - [31]

В день визита проповедника он принес домой мяса, и оно было отменным. Вкуснее они еще никогда не ели. Но с тех пор мяса они не видели. Ни обещанных килограммов, ни даже рюкзака, наполненного отрубами для бифштексов и отбивных, обрезками и фаршем, которых они заслуживали и которые он, как глава семьи, был просто обязан им обеспечить. Он оказался слабым и не сдержал слова, вновь пав жертвой своей патетической навязчивой идеи.

Ее беспокоило и то, что он наговорил проповеднику. Потом он так и не смог толком объяснить, что он имел в виду. Она даже не подозревала о том, что он отпрыск старинного рода и посвящен в древние обычаи. В разговоре с Мэри Симонсон эта уловка сработала, но что, если проповедница решит копнуть? Майя не могла допустить, чтобы дело зашло так далеко. Она была матерью, и у нее был свой, материнский, долг, отмахнуться от которого она не могла, даже если отец игнорировал свой. Господи, думала она, ведь на кону была судьба ее детей; она рисковала потерять не только их, но и семью, и все, что они с таким трудом создавали. Разве Ричард имел право поступить так беспечно?

Все могло обернуться и того хуже: если бы признали, что они умышленно не заботятся о детях, а это вполне можно было доказать в суде, предъявив неоспоримые улики, их обоих лишили бы статуса горожан. А после такого приговора пути назад уже не было.

Поэтому нет. Причин считать себя виноватой не было.

Вместо этого был повод радоваться, надеяться на будущее, а не опасаться его. На рабочем столе перед ней, аккуратно завернутые в белую бумагу, лежали упаковки бифштексов, связки сосисок, два огромных отруба, которых хватило бы и на жаркое, и на супы. Свертков было много, и это были таинственные подарки без указания получателя.

И теперь все это принадлежало ей.

Она так увлеклась своими мыслями, что даже забыла о настойчивом шорохе у нее за спиной, пока не коснулась головой дверцы подвесного шкафчика. Шум прекратился, и она повернула голову к лестнице, напрягая слух. Что это было, чьи-то шаги? Она вслушалась в предвечернюю тишину. Слушать было нечего. Потом шорох возобновился. Но ей предстояло заняться ужином.

При мысли об этом ее рот наполнился слюной.

Уиттекер, у которого пучки седых волос торчали из ушей и носа, не выглядел счастливым.

— Что на этот раз?

Голос у него был сиплый, как будто воздух свистел меж безмолвных струн. Роулинз чихнул три раза подряд.

— То же самое, — ответила Мэри Симонсон. — Рождения. Смерти.

— Надеюсь, что-нибудь более свежее? — Уиттекер попытался выдавить из себя улыбку, но неудачно. — Пыль только-только улеглась после вашего последнего визита.

Проповедница внимательно на него посмотрела. Уиттекер подергал кончик уса и предпринял очередную попытку изобразить улыбку.

— Скажите мне, Уиттекер, вы хорошо вчера поужинали?

— О да, очень хорошо.

— Могу я спросить, что вы ели?

— Бифштекс, проповедник. Самый лучший и нежнейший бифштекс.

— И сколько вам лет?

— Пятьдесят один.

Она медленно кивнула.

— Пятьдесят один год. Редкий возраст.

Полагая, что ему сказан комплимент, Уиттекер все-таки улыбнулся. Продемонстрировав длинные зубы цвета потускневшей от времени слоновой кости.

— Хочу вам заметить, Уиттекер, что, если бы не ваша служба в «Велфэр», вы бы не дожили до такого возраста. Поэтому рассчитываю на то, что вы окажете мне всяческую помощь, и пусть пыль будет для вас самой мучительной пыткой. Иначе, боюсь, мне придется сделать вывод, что вы слишком стары, чтобы исполнять обязанности здешнего архивариуса, и рекомендовать немедленно уволить вас без выплаты довольствия.

После этих слов Уиттекер и его помощник словно очнулись от многолетней спячки и впервые увидели вверенное им хозяйство. Она улыбнулась, наблюдая за тем, как они засуетились, стараясь оказаться полезными.

— Сейчас я отправлюсь в самую глубь архива, самый пыльный его угол. Прислушивайтесь к моим крикам, Уиттекер, мне может понадобиться ваша помощь. Пришлете ко мне Роулинза со стаканом молока.

Она осторожно ступила в хранилище. Пыль была ненавистна ей в не меньшей степени, чем архивариусам. Приподняв край одеяния, она шагала по ковру, оставляя на нем следы своими тяжелыми ботинками. Пыль взвивалась за ней столбом.

Сегодня ей понадобились самые старые архивы. Записи тех времен, с которых начался «Велфэр». С момента зарождения города. Большинство горожан верили, что город был основан Господом. Чистое поселение, вызволенное из плена отравленной пустоши. Проповедница Мэри Симонсон тоже в это верила. В ее обязанности как раз входило убеждать людей в важности заповедей Книги даров, чтобы заповеди укоренялись в них, и хотя не все проповедники отличались искренностью веры, к ней это не относилось.

«Вначале было обещание, и этим обещанием был Бог. Бог наполнил пустоту своим присутствием. Он призвал огонь, и огонь заполыхал в пустоте. Из огня Бог сотворил пустошь, и так появилась пустошь. Но пустошь была лишена жизни. Из пустоши Бог сотворил Город и назвал его Эбирн. Но город был пуст и тих, поэтому Бог сотворил горожан, которые могли бы наполнить Эбирн жизнью и процветать в нем вечно. Но горожане голодали, и их голод наполнил сердце Господа огромной печалью. Он сотворил Избранных, чтобы горожане никогда не голодали. Он сотворил пастбища, чтобы Избранные всегда были сыты. И так был создан город и все, что есть в нем, и так оно и будет вечно».