Мясо - [29]

— Вы меня знаете? — спросил он.

— Нет. Пожалуй, нет. Но мне кажется, я где-то вас видел. Вы ведь бегаете, не так ли?

Мужчина кивнул.

— Вы выглядите очень… тренированным. Хотя и чересчур худы.

В глазах незнакомца вспыхнул огонек и тут же потух.

— Мне так надоело слышать про худобу, — ответил он. — Вы могли бы мне помочь? Я уже исчерпал свои ресурсы и больше ничего не могу сделать в одиночку. Теперь, когда подключился «Велфэр», я вообще не знаю, чем дело кончится.

Коллинз почесал затылок и вздохнул.

— Я могу вам помочь, но вы не в силах остановить то, что происходит в городе. Если они взяли вас в оборот, боюсь, вам придется подчиниться. У вас есть семья?

— Жена. Двое детей. Сейчас дома… крайне… тяжело.

— Понимаю. Могу я спросить вас, чем вы зарабатываете на жизнь?

Мужчина поморщился и опустил голову.

— Лучше мне этого не говорить. Гем более вам. И тем более здесь.

— Послушайте, все в порядке. Думаю, я знаю, чем вы занимаетесь. И именно поэтому, да еще при вашем желании стать другим, вы здесь самый желанный гость. Если такой человек, как вы… изменится… что ж, это будет…

— Я уже изменился, мистер Коллинз. Я уже не тот, каким был раньше. Вы даже… не представляете.

Коллинз кивнул и закрыл глаза.

— Возможно, вам так кажется, — сказал он, — но иначе я бы не занимался тем, чем занимаюсь здесь. Для этого нужно прежде всего понимание. Вы знаете, о чем я говорю, потому что у вас есть это понимание. Вы изо всех сил старались измениться, и вам осталось сделать последний шаг. Я могу вам помочь. И я это сделаю. Выполняйте упражнения, которым я обучаю, и вскоре вы увидите результат.

— Я не хочу никаких ритуалов. Хватит с меня религии.

— Здесь нет никакой религии. И никаких догм. Как и лжи. Попробуйте. Если не получится, вы просто забудете о том, что мы когда-то встречались.

— Я не представляю, как это поможет мне.

— Конечно, не представляете. Поэтому идите и пробуйте. Если вам понадобятся дальнейшие инструкции, приходите и прослушайте еще раз. Впрочем, я сомневаюсь в том, что вам это будет нужно. Такой человек, как вы, должен сразу это воспринять. Вы это почувствуете. Я не сомневаюсь. И если окажется, что я вам помог, то, возможно, вы вернетесь и поможете мне.

— Может, так и будет. Если я не потеряю семью. И если останусь в живых.

Джон Коллинз протянул ему руку. Мужчина несколько мгновений колебался, но все-таки сделал ответный жест. Они обменялись рукопожатиями, и Коллинз скорее почувствовал, чем увидел, что кисть незнакомца искалечена. Он не мог этого разглядеть, поскольку смотрел в глаза мужчины и любовался светом, лучившимся из них.

Поднимающийся над сковородой дымок и разлетающиеся брызги жира вызвали смешанные ощущения: одновременно она почувствовала голод и отвращение. Она перевернула мясо тяжелыми деревянными щипцами и положила гнет на сочившийся кровью кусок, чтобы он быстрее прожарился. Во время напряжения руки дрожь ушла. Теперь уже не только боли в желудке беспокоили проповедницу Мэри Симонсон.

Каждое утро она просыпалась от пощипывания в желудке. Ощущение, будто ее что-то поедает изнутри, заставляло вскакивать среди ночи и поднимало как сигнал будильника на рассвете. Каждый новый день начинался с тошноты и головокружения, которые появлялись, стоило ей спустить ноги с низкой и узкой кровати, на которой она спала. И это не было похоже на очередной приступ слабости, преследовавшей ее на протяжении последней недели; эти утренние недомогания длились уже много месяцев.

Съедать завтрак становилось все труднее, но ей как проповеднику надлежало питаться три раза в день, и каждый прием пищи должен был включать плоть Избранных. Для проповедников поедание плоти Избранных было сакральным действием. Рядовых горожан мясо всего лишь спасало от голода. Для лечения желудка ей надлежало есть потроха, но жевать и глотать их поутру было мучительно. Вместо этого она предпочитала поджаривать небольшую отбивную или тонкий копченый филей и съедать мясо, запивая его стаканом молока.

Именно за плитой Мэри Симонсон впервые столкнулась с новой проблемой. Проповедница не могла твердо держать в руках сковороду или лопатку. Только величайшим усилием воли ей удавалось свести сильную дрожь к слабому дрожанию, но унять ее полностью она все-таки не могла. В считаные дни трясучка распространилась на другие части тела, и вот сегодня утром, когда она проснулась раздраженной и ослабленной, ей показалось, будто сотрясается и сама комната.

Мэри Симонсон не сразу сообразила, что трясется ее голова, а не окружающее пространство. Это был настораживающий признак поворота к худшему. Никто и никогда не говорил об этом в офисах «Велфэр» или в Главном Соборе, но озноб был распространенным явлением среди проповедников «Велфэр». Она видела, что многих из них он отправлял в постель, с которой они уже не вставали. Великий епископ иногда говорил о той «ноше», которую проповедники вынуждены нести по долгу службы, и она думала, что он как раз имеет в виду многочисленные болезни, из-за которых так коротка их карьера. В городе мало кто перешагивал пятидесятилетний рубеж, а проповедники не дотягивали и до сорока пяти.