«Мягкая сила», «цветные революции» и технологии смены политических режимов в начале XXI века - [47]

С 1999 года экономика Украины стала расти все ускоряющимися темпами. Особенно удачными выдались 2003–2004 годы (тогда премьер-министром был Виктор Янукович), когда украинская экономика вышла на 12 % роста ВВП. Рос товарооборот, уровень жизни большинства украинских граждан заметно улучшался. По данным социологов, число лиц, считавших экономическую ситуацию в стране очень плохой, уменьшилось — с 40,7 % в 2000–2001 годах до 18,3 % в 2004 году. Людей, неудовлетворенных своим социальным положением, в 2004 году оставалось по-прежнему много, но все же на 20 % меньше, чем несколько лет назад. А число довольных своим статусом за это же время выросло с 8 % до 15,4 %. Наметилась тенденция к увеличению позитивных оценок того, что касалось гарантий занятости, личной безопасности, материальных условий семейной жизни, медицинского обслуживания и условий отдыха. Этот фактор в дальнейшем и послужил росту социальной активности жителей Украины, переставших жить в постоянных заботах лишь о выживании и обративших свой взор на политическую ситуацию в стране[215].

Несмотря на улучшение экономической ситуации критические настроения в обществе не ослабевали. Доверие людей к органам власти не увеличилось, в то же время готовность к участию в политических акциях протеста возрастала. Возросло число тех, кто был готов не только на легитимные, но и на нелегитимные акции протеста (от бойкота до создания вооруженных формирований). Так если в 1997 году лишь 22 % опрошенных социологами граждан были согласны участвовать в нелегитимных акциях протеста, то к 2004 году таких было уже 37 %[216]. Уровень общественного доверия к власти был настолько низким, что миллионы людей выражали готовность действовать против нее нелегально. В любом случае, они не стеснялись повсеместно заявлять об этом вслух, зная, что окружающие их поймут и поддержат. Внезапно появившееся и, по сути, «сырое» украинское гражданское общество требовало выхода своей нерастраченной энергии.

В целом, вопреки пропагандистской риторике об экономических успехах и общей стабильности, украинское общество достаточно скептически оценивало процессы, которые происходили в стране. Главная причина низкой оценки достигнутых успехов заключалась в колоссальном разрыве между намерениями, которые были провозглашены в начале 1990-х годов, и реальными результатами финансово-экономической деятельности властей. Ситуация не изменилась и несмотря на ежегодное оживление экономики и возрастание ВВП в начале XXI века. В украинском обществе сработал пресловутый «эффект Токвилля».

Рассматривая причины «оранжевой революции» надо обратить внимание еще на один немаловажный аспект — идеологический. Распад СССР, крах коммунистической идеологии и превращение Украины в самостоятельное государство создали ситуацию катастрофического идейного вакуума. Единственным реальным идеологическим проектом оказался проект национальной Украины, проект национал-демократов (запад страны плюс Киев). В то же время оказалось, что юго-восток Украины вообще не способен предложить свое новое видение идеологии страны[217]. Таким образом, в конце 1980-х — начале 1990-х годов идея создания независимого национального украинского государства, приверженцами которой выступали представители национал-демократических и радикальных националистических сил, стала доминирующей в идеологическом поле Украины. Этой идее было достаточно легко утвердиться, превратившись из политического требования в целостный культурно-идеологический проект, связанный с реинтерпритацией украинской истории, возрождением национальных культурных традиций и, когда требовалось, их изобретением.

При этом после провозглашения независимости украинские политики-«державники» были поставлены перед фактом отчетливой дезинтеграции государства, которая проявлялась сразу по нескольким направлениям: региональная дезинтеграция по линии восток — запад; экономическая дезинтеграция в системе промышленный юго-восток и аграрный северо-запад; политическая дезинтеграция — более ста партий всевозможной ориентации; культурно-духовная — разные традиции и уклад жизни; языковая — украинский как государственный язык, но большинство населения в быту говорило на русском; национальная — в стране проживало свыше ста национальностей и около двенадцати миллионов этнических русских; религиозная — даже православие на Украине было расколото на несколько конфликтующих между собой ветвей[218]. Однако вместо того, чтобы попытаться выработать консолидирующую всех украинцев национальную идеологическую концепцию, учитывавшую все региональные и прочие различия, национал-демократы стали внедрять уже готовую националистическую концепцию запада Украины.

Парадокс ситуации состоял в том, что выходцы из западных областей не имели ни теоретических знаний, ни практического опыта в области государственного управления. В такой ситуации основные государственные посты в экономике, финансах, политике продолжали оставаться в руках бывших представителей компартии, а представителям западной части страны «на откуп» была отдана сфера идеологии и культуры. Именно поэтому «своя» богатая этноистория становилась альтернативой советской концепции истории Украины, а предложенные ею парадигмы и трактовки событий, процессов, выдающихся деятелей, новая историческая символика являлись стержнем политических, идеологических и культурных матриц украинского национального движения. Идеальным вариантом «подлинной украинскости» считалась Галичина — территория бывшей Австро-Венгрии, а затем межвоенной Польши; на втором месте оказывались остальные области западной Украины; на третьем центральная Украина; восточная же Украина рассматривалась как нечто «неправильное»