Мы - военные инженеры - [9]

Много пришлось поработать и в части технических складов. Бедные они были, но и то, что имелось в наличии, хранилось зачастую плохо. Кладовщики иногда не представляли себе, чем они располагают. Чтобы разыскать какую-либо деталь, приходилось порой перерывать все ящики и стеллажи. Мне хотелось что-то придумать, чтобы упорядочить хранение и выдачу расходных материалов и запчастей. Не раз я обращался за советом к командиру или комиссару. Они никогда не удивлялись моим визитам, терпеливо и настойчиво учили, подсказывали, но при всей благожелательности не забывали и строго спрашивать за малейшее упущение.

Особенно они старались приучить меня к самостоятельности. Когда я спрашивал о чем-то, то, как правило, на мой вопрос командир или комиссар отвечали тоже вопросом: "А вы что думаете по этому поводу?" И только после того, как я высказывал собственное мнение, пусть даже ошибочное, начинался деловой разговор. Что скрывать, порой это меня обижало: ведь если бы знал сам, то не обращался бы за помощью. Потом я убедился, что очень важно, докладывая о чем-то старшему начальнику, иметь наготове конкретные предложения.

Месяца через три-четыре дело вроде бы пошло на лад. Люди постепенно стали привыкать к накладным, отчетам, нарядам. Кое-кто, правда, ворчал: "Хватало бюрократов и при старом режиме!" Но со временем и эти скептики убедились, что заполнение документов - не простая формальность. Удалось несколько сократить сроки ремонта, ускорить подготовку машин к рейсам. Теперь на поиски нужной гайки или болта затрачивались минуты, а не часы, как прежде.

Однажды вечером Василий Михайлович Денисов вызвал меня к себе в кабинет. Когда в гараж прибежал посыльный, я по обыкновению сидел там с книгой в руках, той самой, которую мне вручил командир несколько месяцев назад. Отправляясь в штаб, я машинально прихватил ее с собой.

- Все читаете? - улыбнулся Денисов, заметив учебник. - Еще не надоело?

- Конечно нет! - искренне воскликнул я.

- Завидное постоянство. Ну а насчет Военно-инженерных курсов не передумали? Желание учиться не пропало?

- Нет, товарищ командир!

Василий Михайлович, как и при первом нашем знакомстве, заложив руки за спину, прошелся несколько раз по комнате и пытливо взглянул на меня.

- Ты хорошо подумал, Лобанов? - переходя на "ты", спросил он. - Курсы готовят кадровых военных. Окончишь их - значит, всю жизнь в строю. После войны демобилизации не будет.

Но у меня сомнений не было. Последнее время я часто думал о будущем. И чем дальше, тем труднее мне было представить себя вне армии. На воинской службе я узнал, что такое дисциплина, бессонные ночи, трудные дежурства. Это не пугало меня. Я узнал и что такое настоящая дружба, боевая спайка.

- Армия - это серьезно, - продолжал Василий Михайлович, - тут заднюю передачу не включишь, обратно не поедешь. Семь раз отмерить нужно и только потом резать...

- Уже семьдесят раз отмерено, товарищ командир!

- Значит, по-настоящему сердце зовет? - спросил Денисов.

Не знаю, умышленно или случайно он повторил те же слова, которые произнес здесь, в этом кабинете, когда беседовал с пареньком, просившим взять его в отряд добровольцем. Тогда я ответил утвердительно. Теперь для положительного ответа у меня было еще больше оснований.

- Ну что же, Лобанов, тогда желаю успеха.

Командир взял со стола лист бумаги, на который я раньше не обратил внимания, и протянул его мне. Это было направление на Военно-инженерные курсы командного состава РККА, те самые, о которых я мечтал.

- А книжку про автомобиль оставь себе на память. Пусть она станет первым камнем в фундаменте твоих технических знаний. И не робей, Михаил, совсем уже по-отцовски добавил он, - все будет в порядке!

Первые ступени

Старые развесистые липы заглядывают в широко распахнутые окна большого двухэтажного здания. Мне не спится. Я лежу с открытыми глазами и прислушиваюсь к ровному дыханию моих товарищей. Эти молодые, крепкие парни - курсанты четвертых Военно-инженерных курсов В их числе и я, Михаил Лобанов.

Мне просто не верилось, что все тревоги и волнения позади. Хотя отбор на курсы проводился на основе тщательного изучения документов, решающее значение имела заключительная беседа с членами мандатной комиссии, которую возглавлял комиссар Военно-инженерных курсов Гаук. Разговор с кандидатами протекал спокойно, неторопливо.

- Какую газету читаете? Ежедневно?

- Родителям часто пишете?

- Кто из русских писателей нравится? Почему?

Казалось бы, многие вопросы не вмели никакого отношения к прошлой и будущей службе Но, отвечая на них, каждый рассказывал о себе буквально все. Лишь после этого Гаук, умело направлявший беседу в нужное русло, откладывал в сторону карандаш, которым он делал какие-то пометки в толстой тетради, тихо и очень доброжелательно говорил:

- Теперь погуляйте немного, а мы тут посовещаемся...

Мы выходили на улицу, дрожащими пальцами скручивали гигантские цигарки и ждали решения. Взволнованные, порой растерянные лица. И клубы едкого махорочного дыма вокруг.

Не знаю, что говорили за закрытыми дверями обо мне, но только в сентябре 1920 года я стал курсантом. Начался новый этап моей жизни, определивший всю дальнейшую судьбу.