Мы вернулись - [33]

Характерно, что в рабочих корпусах, располагавшихся рядом с лазаретом, шла обычная жизнь, режим не менялся, не было ни карантина, ни холеры.

Первый корпус до карантина числился легочным, в нем находились чахоточные больные, но к концу июня всех туберкулезных больных перевели в шестой корпус, освободив первый корпус полностью для новой гостьи ⎼ холеры. Этого мало. Первый корпус основательно отделили, от остального лазарета высоким внутренним забором из колючей проволоки, к калитке вместо полицейского поставили фашиста, вооруженного автоматом и пистолетом, ввели на территорию корпуса и разместили на постоянное жительство отделение немецких автоматчиков.

Все это было сделано заблаговременно, до первых случаев заболевания.

Когда холера появилась, о каждом случае заболевания врачи обязаны были немедленно доносить немецкому начальству, заболевшего тут же уносили в первый корпус, куда доступ был закрыт для всех пленных, даже врачей. Иногда первый корпус навещало высокое фашистское начальство, которое специально приезжало для этой цели в лазарет. Однажды немецкие специалисты прилетели в Славуту самолетом и после какой-то манипуляции сразу улетели. В рабочем лагере в этот период находилось больше 120 врачей, многие из них были эпидемиологами, но немцы не привлекали их к лечению больных.

Это выглядело особенно непонятно, если учесть панический страх немцев перед всеми инфекционными заболеваниями.

Обычно первый тяжелый приступ болезни начинался спустя некоторое время после употребления баланды, иногда ⎼ после "утреннего кофе".

В последнее время нередко можно было наблюдать такую картину. Голодный человек получил пищу, но не ест, чего-то выжидает, поглядывая на тех, кто сидит на нарах и уже принялся за баланду и суррогатный хлеб. Когда все кончат есть, он еще подождет, посмотрит, не корчатся ли поевшие люди. Если все в палате спокойно, никто не стонет, тогда уж начинает есть и он.

Баланду раздавали, казалось бы, из одного котла всем, однако заболевали люди не одновременно.

Первое время мы думали, что заболевают и умирают только очень истощенные и больные пленные, но после того, как, приняв пищу, умерли несколько жирных полицейских, этот довод потерял логическую силу. Стало ясно ⎼ в пищу русским, и пленным, и полицаям фашисты подсыпают отраву в разных дозах и в разное время. Очевидно, идет подготовка к бактериологической войне и гитлеровцы используют пленных, как подопытных животных. Вот почему холера немцам родная, они ее не боятся и она их не трогает; вот почему к лечению болезни не допускаются русские врачи.

Надо ли говорить о том, что общая смертность в лазарете с появлением этой болезни резко повысилась. Две пароконные повозки буквально не успевали вывозить трупы.

Для нас навсегда осталось тайной ⎼ скольких человеческих жизней стоил этот "эксперимент".

Месяца через два холера прекратилась так же неожиданно, как и началась. Карантин был снят. В лагере потекла обычная жизнь. Радовало нас только одно слухи об успехах частей Красной Армии на всех фронтах и ход работ по подкопу.

Конечно, во время карантина и строительство наше несколько подзадержалось, а связь с внешним миром ⎼ и без того очень зыбкая ⎼ почти прервалась.

Только изредка пленным рабочим удавалось перекинуться несколькими словами с пастухами, иногда рисковавшими подходить к участкам, где рылись траншеи для новых покойников.

Пастухи приносили вести о партизанах. Пленные, измученные голодом и каждодневным зрелищем мучительной смерти товарищей, ждали как избавления нападения партизан на лагерь-лазарет.

Помню, в эти дни в лазарет попала местная оккупационная шепетовская газетка. Вся она была пропитана злобой, ложью и ядом. Кроме всего прочего, в ней было напечатано немало опровержений. Оккупанты, кстати, с жаром опровергали сообщения наших газет о том, что немцы насильно увозят украинскую молодежь в Германию.

Не прошло и двух ⎼ трех дней, как однажды утром мы услышали вдруг звуки духового оркестра. Оркестр этот был организован летом из пленных рабочего лагеря.

Оказалось, по дороге из Славуты на Шепетовку гитлеровцы под конвоем гнали молодежь ⎼ подростков и девушек. Впереди шло фашистское начальство, по бокам колонны ⎼ сильный конвой из гитлеровских автоматчиков и немецкие овчарки.

Позади колонны двигались плачущие матери, родственники.

Над людьми висела густая пыль, раздавались звуки каких-то развеселых мотивов.

Дико это все было до крайности. Ну зачем понадобилось гитлеровцам музыкой пленных невольников тешить будущих каторжан?

Кто-то из оркестра сказал потом нашим больным:

⎼ Уж очень они кричали, плакали, по всему району небось слышно. За трубами-то хоть немножко глуше было...

Понятно, что после такого зрелища сообщения оккупационной газеты разъяснений не требовали.

Но гитлеровцы между прочим, все-таки не отказались полностью от намерений как-то "распропагандировать" хотя бы часть пленных и привлечь их на свою сторону.

Так произошел однажды инцидент, который стал потом известен всему лазарету под наименованием "Агитация со свистом".

Близилась осень, дни стояли на наше счастье хорошие, теплые. Страшно было вспоминать о прошедшей зиме, нетопленых камерах, вечном ознобе. Кроме солнца, может и теплее, чем оно, грела мысль о том, что новую зиму удастся встретить на свободе.