Мы вернулись - [10]

Помню, отвратительным показалось мне, что флажки, которыми гитлеровцы обозначали командные и наблюдательные пункты, были красные. Подойдя ближе, я разглядел у самого древка желтые квадраты с ненавистной свастикой.

Путь наш неожиданно окончился у дверей небольшой, хорошо оборудованной землянки.

За низеньким столом сидел упитанный смуглый немец в чине капитана, лет 25 ⎼ 26, не больше, и курил сигарету. Унтер-офицер доложил, что привели русских полковников. Гауптман встал, открыл портсигар, предложил курить. Мы отказались. Это явно удивило офицера.

Немец внимательно осмотрел нас с ног до головы. Вид у вас был, конечно, ужасный. Он спросил:

⎼ Вы обедали?

Мы сказали, что обедали первого июля.

На лице офицера выразилось изумление.

⎼ Но ведь сегодня девятое! ⎼ сказал он на ломаном русском языке.

Потом замолчал и снова стал рассматривать нашу запыленную одежду и усталые лица. По возрасту мы годились ему в отцы. Офицер молчал, о чем-то размышляя. Возможно, подсчитывал, сколько дней прошло с первого июля.

Потом он круто повернулся к денщику и что-то тихо ему сказал. Денщик схватил два котелка и выбежал из землянки.

Спустя некоторое время посланный вернулся с пустыми котелками и доложил:

⎼ Вся пища роздана, повара моют котлы.

Офицер прикрикнул. Денщик оставил котелки и снова выбежал. Вернулся он с буханкой хлеба. Офицер взял хлеб и предложил нам. Из рук немца мы хлеб не взяли. Офицер покраснел, положил хлеб на стол и несколько минут сидел молча. Потом он, наверно, решил, что не так понял, и снова спросил, когда мы обедали. Мы ответили:

⎼ Обедали первого июля, со второго по четвертое кое-что ели, преимущественно сухари, а с пятого не ели. И есть не хочется. Хочется только пить.

Гауптман покачал головой и приказал дать нам напиться. После того как мы напились, он спросил, нет ли у нас заявлений немецкому командованию. Мы ответили:

⎼ Нам нечего заявлять немцам.

Офицер махнул рукой и приказал отправить нас на берег.

Так состоялось и тотчас оборвалось наше знакомство с первым и последним немцем, который по-человечески с нами обошелся. Больше гитлеровцы нас деликатным обращением не баловали. А этот капитан? Что ж, может, он и не был фашистом?..

Под конвоем снова пошли мы к морю. Оказывается, за время нашего отсутствия гитлеровцы устроили издевательскую комедию с питанием пленных.

На всех пленных к берегу подвезли только две походные кухни с жидкой баландой. Тем, кто не имел котелков, немцы наливали похлебку в пилотки, со смехом наблюдая, как люди обжигают себе пальцы, проливая на землю хлебово.

Когда мы с Васильевым спустились к берегу, земля была залита баландой, кухни стояли пустые, "кормежка" кончилась. Вокруг остывающих кухонь бродили голодные люди. Раздалась команда, пленные стали строиться.

С моря подул свежий ветерок. Но на море мы больше не смотрели. Нечего было от него ждать. А вот горы... Высокие, зеленые, как манили они нас! Пробиться бы ⎼ и опять свобода, опять борьба.

Сколько дней, ночей суждено было нам прожить с этим единым, все чувства и мысли вобравшим в себя стремлением!

А пока ⎼ смеркалось, колонна пленных, среди которых были и военные и гражданские, шла в Севастополь. Воздух все еще не очистился от сладковатой гари пожарищ, вдоль дороги штабелями лежали снаряды... Недалеко от города нас остановили. На велосипедах в трусах подъехало какое-то фашистское начальство. Раздалась команда: "Смирно", которую почти никто не выполнил. Люди стояли кое-как, едва не валясь с ног от усталости.

Немцы приказали выйти из строя комиссарам и евреям. Из строя никто не вышел. При помощи переводчиков стали допытываться:

⎼ Где комиссары и евреи?

Из прикрытой сумраком толпы вразнобой послышались глухие голоса:

⎼ Их здесь нет.

Нас продержали еще минут пятнадцать, потом начальство, громко посмеявшись чему-то, село на велосипеды и уехало.

Колонна шла по направлению к желанным горам, однако, видно, не нас одних волновала их близость. Как только мы свернули на проселочную дорогу, конвойные насторожились, то и дело открывали огонь. Пули свистели буквально над головами идущих, а кое-кого и задели ⎼ слышались крики, стоны, но колонна не останавливалась.

Сверкнула молния, послышались раскаты грома, хлынул дождь, а мы все шли и шли.

Этой ночью гитлеровцы преподали нам первый наглядный урок хваленой "западной" культуры.

Пока нас гнали, началась буря, подул резкий холодный ветер, пронизывающий до костей. Все мы ⎼ в летнем обмундировании, бушлатов и шинелей ни у кого нет. Немцы прекрасно видели это и все же, миновав пустующее здание Ново-Георгиевского монастыря, вывели пленных на самую вершину горы. Единственная цель была в этом нелепом марше ⎼ лишить остатка сил людей и без того изнуренных и измученных.

Хлестал дождь. Раздалась команда: "Ложись!" Люди продолжали стоять, прижимаясь друг к другу, чтоб хоть как-нибудь согреться общим теплом. Гитлеровцы стали ругаться по-немецки и по-русски и снова потребовали, чтоб мы легли. Мы стоим. Тогда конвой открыл огонь. Пули свистели на высоте одного метра от земли. Кто не успел лечь, упал раненным. Крики, стоны, ругань. Люди валились в лужи, на камни. Вдруг до меня донесся женский крик. Мы приподнялись, конвойный закричал и снова дал очередь. По толпе, от пленного к пленному, передали: