Мы вернёмся (Фронт без флангов) - [4]

Генерал любит богатую обстановку, любит тепло, любит погреть у камина мерзнущие ноги, боясь признаться себе, что это уже старость. Саперы соорудили для него походный камин, а точнее, некое подобие камина. На броневой плите горят березовые поленья, над огнем железный колпак на стальных столбиках, дым вытягивает кривоколенная труба, сейчас выставленная в форточку. Маленькая подставочка для ног. Надоест сидеть с вытянутыми ногами, можно опустить их на пушистую медвежью шкуру. Адъютант раздобыл ее где-то в этом городе. Где – фон Хорна не интересует.

Генерал сидит в мягком кресле, откинувшись на спинку, слегка повернув голову влево, и через монокль с любопытством рассматривает картины, которые майор Крюге с помощью ефрейтора вынимает из большого ящика и водружает на специально изготовленную подставку.

Рядом с этим ящиком другой. В нем иконы в драгоценных окладах.

Командующий армией – страстный коллекционер русской старины с первых дней войны. Его вдохновил пример практичного генерала фон Рейхенау: прорвавшись с танками в Париж, он запустил руку в знаменитый Лувр. Кто-то растолковал фон Хорну, что русская старина ценится за океаном не меньше французской, за нее можно получить надежную валюту – доллары, и много получить, целое состояние; кое-какие картины могут стать украшением особняка в Берлине и виллы в Баварии – это сейчас модно.

Когда раздается телефонный звонок, Крюге поспешно снимает трубку, глядит на генерала и отчетливо произносит фамилию позвонившего. Чаще всего командующий чуть заметно отворачивает голову, не отрываясь от картины. Крюге отвечает в трубку сухим, официальным тоном:

– Генерал фон Хорн в войсках.

Иногда командующий, не поворачивая головы, протягивает левую руку. Крюге бегом подносит к нему телефонный аппарат. Генерал нетерпеливо выслушивает, отдает короткое приказание, бросает трубку на аппарат. Адъютант бегом относит телефон на место, на столик.

– Зер гут! – произносит фон Хорн, когда решает оставить картину для себя, не для продажи. Если раздается короткое "шнелль", адъютант передает картину ефрейтору, тот относит ее в другую комнату.

Неудовольствие генерала вызвала картина, названная художником, как, запинаясь, пояснил адъютант, "Неравный брак": невеста напомнила фон Хорну его Эльзу – такая же молоденькая, тоже красавица. Да и жених неприятно напомнил, что у него, у фон Хорна, такая же лысина, такой же длинный и красноватый нос, такие же дряблые щеки…

– Шнелль, шнелль!

Еще большее раздражение вызвала картина "Богатыри", хотя Крюге и попытался робко пояснить, что это шедевр мирового искусства, что написал картину знаменитый художник Васнецов еще в XIX веке, до советской власти.

Нет, нет! В его доме не должно быть русского духа!..

Картина напомнила генералу сообщение воздушной разведки, что в тылу его армии, в лесу, обнаружена какая-то крупная часть Красной Армии с артиллерией, и настроение совсем испортилось: ведь он уже послал победную реляцию!

Адъютант показывал все новые и новые картины, и все чаще фон Хорн выкрикивал: "Шнелль!"

Стал раздражать генерала и адъютант.

Майор Крюге был молод, услужлив без назойливости. Высокий блондин с чертами лица, отвечающими стандартам "нордической расы". Это нравилось генералу.

Это нравилось и супруге генерала – Эльзе.

Фон Хорн взял ее из семьи крупного финансиста и считал удачным союз меча и чековой книжки. Это накладывало определенные обязательства, поднимающиеся над чувствами. Правда, слишком соблазнительна и сама неравнодушна к красивым офицерам, но прежде всего – карьера, упрочение своего положения в высшем обществе, и фон Хорн держался лояльно.

Закончив отбор картин, генерал отпустил адъютанта, позвонил начальнику охраны и приказал никого не впускать к нему до особого распоряжения.

Фон Хорн открыл сейф и извлек оттуда драгоценности: колье, браслеты и кольца, усеянные бриллиантами, ожерелья из белого и розового жемчуга, золотые мужские и дамские часы = различных марок, золотые кресты. Он составил опись всех этих вещей и, уложив в металлическую шкатулку, упаковал все в чемодан.

Не спеша вложил в конверт заранее приготовленное письмо и один экземпляр описи, заклеил, поставил фамильную печать и положил конверт в чемодан. Второй экземпляр в сейф.

Крюге он сказал отечески:

– Мой мальчик, этот чемодан и ту прелесть, – генерал показал пальцем на комнату, где стояли отобранные им картины, – передадите Эльзе в собственные руки. Полетите самолетом, который идет завтра на рассвете с почтой для генштаба.

– Слушаюсь, господин генерал!

Крюге удалился. Генерал вызвал начальника оперативного отдела полковника Глобке. Вошел высокий, седой, по-военному подтянутый офицер.

– Прошу доложить обстановку в районе дислокации нашей армии.

Полковник тщательно протер белоснежным платком пенсне, водрузил его на мясистый нос, подошел к висевшей на стене оперативной карте и монотонно начал:

– Господин генерал! В течение истекших суток наши войска оказывали давление на русских. Разведка продолжала искать наиболее слабый стык между частями противника, но…

– Мне это известно, – прервал фон Хори. – Доложите о частях Красной Армии, оставшихся в котле.