Мы вернёмся (Фронт без флангов) - [25]

– Что же вас тогда беспокоит, мой генерал? – усмехнулась Эльза. – Если я стану тратить вдвое, втрое больше, и тогда мы разоримся только лет через шестьдесят – семьдесят.

Фон Хорн впервые понял, к какого размера состоянию он прикоснулся. И, сделав для себя вывод, он стал еще осторожнее с молодой супругой.

До него доходили вести о ее неверности, это его мучило, но он считал за благо молчать, ибо превыше всего честь семьи.

Единственное, что его пугало, – огласка. Огласка, публичный скандал могли повлиять на карьеру. Знакомства Эльзы были беспорядочны, рискованны. Фон Хорн подобрал себе красавца адъютанта, посчитав за благо все замкнуть в узком треугольнике, растворив опасность в банальной ситуации.

Крюге не знал, какая ему предопределялась генералом роль, и, вступив в нее, мучительно колебался. Нет, не угрызения совести мучили его. Он боялся генеральского гнева. Эльза действовала смелее. Красавец адъютант ей приглянулся…

Каждая поездка в Берлин превратилась для Крюге и в наслаждение, и в мучительный страх…

Вечером Эльза и мать занялись подсчетами. Их интересовало, сколько чистой прибыли принесли им фронтовые посылки фон Хорна. Результаты привели в восторг.

Увлечение подсчетами было столь велико, что они не услышали, как к особняку подкатила машина, как шаркнули шины колес, внезапно укрощенных тормозами. И только стук извлекаемых из машины чемоданов и ящиков да бойкие распоряжения, которые майор Крюге отдавал шоферу, заставили выглянуть в окно. Новая волна радости охватила их. Обе бросились по лестнице вниз, открыли парадную дверь и бросились обнимать Крюге. Затем увели в гостиную, усадили за стол, стали угощать.

Крюге, потягивая коньяк, неторопливо рассказывал о событиях на фронте, о самочувствии фон Хорна, о знакомых. Когда умолкал, женщины наперебой засыпали его вопросами. Они интересовались, скоро ли доблестные войска фюрера разделаются с русскими варварами.

Не без гордости майор отвечал:

– Все будет так, как решил фюрер.

Осушив бутылку коньяка, майор запил его чашечкой черного кофе, задымил сигарой.

Уходя, он поцеловал пухлую руку Плейгер-старшей.

Набросив на плечи пелеринку из русских чернобурок, за Крюге выпорхнула раскрасневшаяся Эльза. На крыльце майор поцеловал ее в щечку.

– До завтра, милая крошка!

Эльза обвила его шею. страстно поцеловала в губы и решительно ответила:

– Только сегодня.

– Я чертовски устал, – виновато оправдывался Крюге, – боюсь, испорчу радость встречи.

– Только сегодня! – настаивала Эльза. – Я жду вас ровно через час. – Она протянула Крюге ключ от двери. – Входите, как рыцарь, – а сама подумала: "Презренный трус!"

Крюге наспех передал матери русские сувениры – сало, сливочное масло, коньяк, сосиски, пшеничный хлеб, а золотые вещи украдкой спрятал в сейф. Сославшись на срочное дело, выскочил на улицу. Чтобы не вызвать подозрений, назвал шоферу улицу, откуда дворами можно было пройти к особняку Эльзы.

"Входите, как рыцарь", – вспомнил он слова Эльзы, когда увидел знакомый особняк, всякий раз заставлявший сильнее биться сердце. "И все-таки я войду неслышно, – решил он. – Таинственность всегда разжигает страсть".

Эльза сидела возле камина.. Пышные волосы прикрывали обнаженные плечи. Языки пламени играли на ее красивом лице. Крюге стоял в дверях и невольно любовался. Сделал шаг, два. Она услышала, повернула голову.

– Вернулись?

– Кто же устоит против такого соблазна? Я вечно хочу быть с тобой… с вами.

– Можешь называть меня на "ты".

– Если только наедине. Для посторонних я всего лишь адъютант вашего мужа.

– Разумеется, – сказала Эльза. – Русские еще неполностью отбили тебе умственные способности.

Крюге растерялся. Не зная, что делать, оглядел комнату.

Мягкие ковры, в которых утопает нога. Стоит поздняя осень, но здесь, на столиках, на полу, – вазы с весенними яркими цветами. Их доставляют сюда на самолетах из южных стран. Свет погашен. Лишь в камине пылает огонь. Колеблющееся пламя от березовых поленьев, специально заготовленных в России, причудливо озаряет спальню, волшебное вместилище острых ощущений.

Крюге, ступая на драгоценные ковры – их прислал из России фон Хорн, – всегда стеснялся, что он в сапогах. Но Эльза требовала, чтобы он приходил к ней обязательно в походной форме.

Однажды, расшалившись, облачила его в железные доспехи тевтонского рыцаря, надела тяжелый шлем, опустила забрало и заставила что-нибудь говорить. Сама же с любопытством избалованного ребенка вслушивалась в приглушенный железной маской голос.

Он входил сюда и забывал обо всем. Тревожные дни на Восточном фронте, где пуля стережет на каждом шагу, заботы о генерале, сводки, телефонные звонки, почти беспрерывная канонада – все отступало в небытие. Оставалась Эльза – прекрасная, чарующая, доступная и недоступная. Огромная пропасть разделяла их, и Крюге всегда помнил об этом.

И вдруг сегодня пропасть исчезла.

Эльза, лежа на его руке, тихо сказала, что ждет ребенка, ребенка от него.

– Он будет здоровым, красивым, как я, он будет настоящим арийцем, как ты, хозяином мира, – говорила она с неожиданной для нее нежностью.

Крюге ужаснулся дерзости своих надежд.