Мы с Серёжкой близнецы - [5]

— Такого, что с Серёжкой пришёл.

— А зачем он пришёл? Ещё новое дело — каждого оборванца в квартиру пускать!

Это Бубнов — оборванец? И неправда! Серёжка тоже грязный. У Серёжки тоже штаны вечно съезжают. И бахрома внизу висит. И рубашка вылезает. Это она потому, что Бубнов считается хулиганом. А он не хулиган. Он только Галю дразнит из-за этой самой бабушки. Я говорю:

— Бубнов не оборванец.

И Галя тоже говорит:

— Бубнов не оборванец. Зачем ты его выгнала?

— Я его не гнала, — отвечает бабушка. — Я его вежливо попросила. И вообще рано к тебе мальчикам ходить. А этого я не гнала.

Галя спрашивает:

— А Серёже можно?

— Серёжа ведь не один приходит, а с Машенькой. И он такой порядочный мальчик. Кушай, Машенька, пирожок. Сейчас молочка принесу. Кушай пирожок, деточка.

До чего мне вдруг противно стало! У нас никогда, никогда не говорят так: пирожок, молочко, деточка. У нас совсем не такие все вежливые. Зато у нас Бубнова не выгоняют. Пришёл человек — и пришёл. Никто к нему не лезет. Бабушка пошла за молоком, а я говорю:

— Галя, вот я уроки тебе принесла. Списывай скорее, что задано, а то мне некогда.

— Посиди, — говорит Галя. — До того скучно одной лежать! С бабушкой разве поговоришь — сама видишь…

Но я не стала сидеть. Мне Галю жалко, конечно. Но только пирогов ихних мне не надо. Пусть Галя скорее поправляется и приходит к нам. А я к ним — не хочу.

Генеральная уборка

Мы сегодня все проспали! Мама ночью нам тапочки шила для праздника — вот утром и не услышала будильника. А я услышала и кричу:

— Мама!

Она не отвечает. Я зову:

— Серёжка!

Он проснулся злой и шипит:

— Спи, чего раскричалась! Ещё ночь — видишь, темно!

Я и заснула. Просыпаюсь — мама меня трясёт и говорит:

— Скорее, Машенька, пятнадцать минут осталось!

Мы быстро оделись, поели и побежали в школу. А мама ещё до нас ушла.

Приходим мы с Серёжкой из школы — дома у нас некрасиво так. Кровати не убраны, на столе грязная посуда, корки хлебные… Обычно мы все вместе убираем ещё до ухода, а сегодня некогда было. Серёжка мне и говорит:

— Давай, Маша, вымоем посуду и всё уберём. Вот мама обрадуется!

Я спрашиваю:

— А водогрей как же?

Нам водогрей не разрешают самим зажигать.

— Подумаешь, водогрей! — отвечает Серёжка. — Во-первых, я его запросто могу зажечь. А во-вторых, мы и холодной водой вымоем, под краном.

Ну, начали мы убирать. Хлеб и все продукты в буфет поставили, пыль везде стёрли, пол подмели, а посуду снесли на кухню и стали мыть. Серёжка моет, я вытираю. Хорошо так работаем! Все чашки перемыли, за тарелки принялись. И всё удивляемся: почему их так много? Завтракали мы втроём, а сколько тарелок испачкали! Потом вспомнили: мама не смотрела на нас, а мы взяли себе по три тарелки и с одной на другую кашу перекладывали, чтобы скорее остыла… Оказывается, это не так-то приятно — на трёх тарелках сразу есть!

Ну, что делать, приходится мыть! Вымыл Серёжка первую тарелку и даёт мне. А она противная такая, жирная… Я и говорю:

— Серёжка, ты с одной стороны мыл или с двух?

— С двух, — отвечает Серёжка. — А может, с одной. Не помню что-то.

— Ну, вымой с другой теперь!

Взял Серёжка тарелку, повертел её и говорит:

— Так я же не помню, с которой стороны мытое, а с которой — нет.

Стали мы рассматривать тарелку — везде она грязная, со всех сторон. Серёжка рассердился и кричит:

— Ну тебя! Это всё твои были выдумки на трёх тарелках завтракать. Мой теперь сама, а я вытирать буду.

Стала я мыть тарелку — ничего не получается. С одной стороны вымою — на другой уже жирные капельки появляются.

Я предлагаю:

— Серёжка, давай с мылом!

А Серёжка опять сердится:

— Ещё чего — с мылом! Давай лучше я водогрей зажгу. Мама обрадуется, что мы сами научились зажигать. Вот увидишь.

Ну, я чувствую, что Серёжка всё равно решил зажечь, и не стала спорить. Вот взял он спички, открыл водяной кран, повернул ручку от газа, которую мама поворачивает, спичку зажёг, поднёс к газу — а газ не горит.

— Ничего, — говорит Серёжка, — это он пока что набирается. Подождём минуты две.

Пошли мы к будильнику, две минуты постояли, вернулись в кухню. Опять не горит!

— Слушай, Серёжка, — говорю я. — Иди к тёте Наде: может, она дома.

Серёжка побежал, стучит — никто не открывает. Дёрнул дверь — заперто. Нет тёти Нади.

— Ну, что будем делать? — спрашиваю я у Серёжки.

— Ерунда, — говорит он. — Сейчас наберётся газ…

И вдруг как бросится к водогрею и давай принюхиваться.

Я спрашиваю:

— Чего ты нюхаешь-то?

А Серёжка:

— Понимаешь, Маша… Ты только не бойся — я сейчас форточку открою… Газ уже идёт, наверное. По-моему, идёт. Понюхай ты, пожалуйста…

А я слышу, что Серёжка со мной вежливо разговаривает, и мне до того страшно стало!

— Да ты не реви, — говорит Серёжка. — Чего реветь? Ты понюхай лучше!

Стала я нюхать — не пахнет никаким газом. Может, Серёжке показалось?

— Ничем не пахнет, — говорю.

— Много ты понимаешь, — кричит Серёжка. — Пахнет, да ещё как!

Только я собралась его стукнуть хорошенько, как зазвонил телефон.

— Да! — говорит Серёжка. — Здравствуй, Кузнецов. Сто тридцать четвёртый столбик задан. А по чтению — про белку. Я что делаю? Водогрей зажигаю. Что? Нет, не горит. Сам не знаю. И Машка не знает. Газ не идёт, понимаешь. А у вас идёт?