Мы с истекшим сроком годности - [13]

– Пожалуйста… пожалуйста, я хочу что-то почувствовать, пожалуйста…

Мои ноги превратились в настоящее кровавое месиво, но с каждым новым порезом мне казалось, что я близка к пробуждению чувств. Я вновь ошиблась. Дойдя до точки отчаяния, я с неугасимой злобой полоснула себе по вене на левой руке. Я получила долгожданную дозу боли – как же мне было приятно хоть что-то чувствовать. Но разум вернулся ко мне незамедлительно. Я вся была в крови, кафель в ванной тоже был весь капельках темной крови. Я закричала.

– Мама! Мама! Мамочка…

Все мое тело оцепенело от страха. Казалось бы, мне нечего уже терять, но мне безумно страшно было расставаться со своей жалкой жизнью.

– Что ты кричишь, Вирджиния? Надоело быть самостоятельной? – слышу я голос матери за дверью.

Затем дверь открывается, и мама видит меня, а вернее, то, что я с собой сделала.

– О, Господи! – кричит она.

У меня начала кружиться голова, и я чувствую, что вот-вот потеряю сознание.

Часть 2. Центр ненужных людей

Глава 3

В машине царит полная тишина. Молчание сковывает тело, но у меня язык не поворачивается, чтобы нарушить его. Да я и не знаю, что сказать. «Мам, пап, я случайно вскрыла вены, может, в кафешку съездим?» Как же глупо. Родители даже словечком не обмолвились со мной, не спросили, что заставило меня сделать такой поступок. Им все равно? Не думаю. Просто устали, и это очевидно.

Дорога от клиники до нашего дома кажется бесконечной. Я стараюсь как-то отвлечься, направить свои мысли в другое русло, но у меня плохо выходит. Думаю лишь о том, как мне заговорить с родителями, как мне смотреть им в глаза.

– Мам, мне нужно купить новый костюм для танцев, – говорит Нина.

Я выдыхаю с облегчением. Хоть кто-то разбавил эту звенящую тишину.

– Зачем?

– Как зачем? У меня скоро экзамен, ты что, забыла?!

Мама устало потирает лоб и закрывает глаза.

– … Экзамен. Прости, детка, я действительно забыла.

Мне становится еще больше не по себе. Из-за возни со мной мама совсем не уделяет время своей младшей дочери. Проглатываю огромный ком в горле.

Наконец, мы подъезжаем к дому. Я чувствую, как обстановка постепенно накаляется. Чувствую, как мама еле сдерживает себя, чтобы не высказать все, что накопилось у нее на душе.

Папа открывает дверцу машины, подкатывает ко мне кресло, тянет ко мне руки.

– Я сама, – говорю я и медленно перемещаю свое тело в кресло.

Папа смотрит на меня с восторгом и в то же время с удивлением.

Мы заходим в дом. Папа берет меня на руки и относит в комнату. Все происходит в таком глубоком спокойствии, будто мы вернулись из какой-то обычной семейной поездки, а не из клиники. Меня начинает это настораживать. Папа сажает меня на край кровати.

– Устала? – спрашивает он.

– Да нет.

Я поправляю бинтовую повязку, которая закрывает мой шрам, и вдруг замечаю, что в углу стоят два чемодана.

– А что это за сумки?

– Рэйчел!

Папа отходит от меня, я сижу в полном недоумении. В комнату заходит мама.

– Скажи ей, – говорит папа и выходит из помещения.

– О, Господи, ничего без меня сделать не может.

– Мам, в чем дело?

– Завтра мы с тобой улетаем в Делавэр.

– Какой еще Делавэр? Зачем?

– Я подумала, что нам нужно сменить обстановку, немного развеяться, отдохнуть. Там есть прекрасный городок Рехобот-бич. Океан, пляж, солнце. Нам этого так не хватает.

– Ты серьезно? – спрашиваю я, расплываясь в улыбке.

– Да. Мы с Ричем решили устроить тебе небольшой сюрприз.

– А почему они с Ниной не едут?

– Рич не может оставить работу, а у Нины скоро экзамен, ты же знаешь, как она переживает.

– Значит, только ты и я?

– Только ты, я и океан.

– Я тебя обожаю. – Мы с мамой обнимаемся.

Наконец-то наступило то самое спокойствие, которое не давит на меня. С этой минуты я полностью погружена в мысли о предстоящей поездке. Как же хочется уже вдохнуть соленый морской воздух и погрузиться в объятия хмурого океана.

– Так, тебе нужно отдохнуть, твои вещи уже собраны, так что ложись и готовься к поездке.

Мама покидает мою комнату. Я продолжаю улыбаться. На минуту мне показалось, что я вновь вернулась на полтора месяца назад, когда я была здорова, когда на моих руках еще не было многочисленных мозолей от колес кресла и когда мое тело принадлежало мне. А затем я снова погружаюсь в период «после». Теперь я не смогу плавать, не смогу пройтись по горячему желтому песку. Все мои мысли сводятся к банальным радостям, которые обычный здоровый человек не замечает и воспринимает как должное. Вновь начинаю ненавидеть свое тело. Вновь хочу запереться в своей «крепости» и никого не видеть, не слышать.

– Я тебе звонила, а ты не отвечала, что-то случилось? – говорит Лив.

Я смотрю на ее изображение в ноутбуке, прошло всего несколько дней, но она сильно изменилась. Выглядит еще более уверенной, будто даже и не жила в захолустной Миннесоте.

– Да… я пропадала в клинике. Процедуры, обследования. Все как обычно.

Стараюсь не смотреть в камеру, чтобы Лив не увидела мои «бегающие» глаза. Глаза мои самые первые предатели, всегда выдают меня, когда я вру. Хотя это ложь лишь наполовину. Я ведь действительно была в клинике, несколько дней мой организм приводили в порядок. А то, что я сделала до этого, я решила не рассказывать Лив. Во-первых, не хочу, чтобы она за меня волновалась, а во-вторых, не хочу снова показаться слабой и жалкой.