Мы разминулись на целую жизнь - [3]

Лиза осторожно выключила плиту, положила ложку на тарелку и, вытирая руки о фартук, поцеловала вначале Инну, а потом дочку.

– И та самая бумага, конечно, была твоим финансовым отчетом, правда?

– Нет, – Инна усмехнулась и передала Дашу в руки матери, – Всего лишь докладом на конференцию.

– Я же тебе говорила, что этап манежа давно пройден, и больше этот номер не пройдет. Дашуль, зачем ты порвала бумагу?

– Я играла, – радостно ответила Даша и ухватила маму за волосы, – Мама, я кушать хочу.

– Хорошо. Вначале кушать, потом клеить Иннин доклад.

– А что такое доклад?

Лиза с Инной переглянулись и обменялись улыбками. Для своих двух лет Даша очень хорошо разговаривала, но постоянные вопросы уже успели замучить всех окружающих её взрослых.

Кормление прошло на редкость спокойно: видимо, Дашина тяга к разрушениям была удовлетворена разорванным докладом. Вместо того, чтобы как обычно смеяться, брыкаться и отталкивать ото рта ложку, девочка послушно открывала рот и периодически облизывала губы языком.

Пока Лиза кормила дочь, Инна согрела чайник и с чашкой пристроилась у окна, прислонившись к подоконнику.

– Даш, книжку будем читать? – весело спросила она.

– Будем, – согласилась девочка и, завертев головой, добавила, – Сказки!

Лиза покосилась в сторону окна и сделала знак: «Не отвлекай ребенка». Но Инна не успокаивалась.

– Красную шапочку?

– Нет! Солнышку.

– Солнышку? – Лиза даже про ложку забыла от удивления. – Что еще за солнышка?

– Ни за что не догадаешься, – засмеялась Инна, – Солнышка – это колобок. Хватит ребенка кормить, она не хочет уже.

– Не хочу! – подхватила Даша. – Хочу читать сказки!

На этом обед был закончен. Раз уж Даша сказала «не хочу» – заставлять её лучше и не пытаться. Поэтому Лиза послушно вытерла дочке рот, поцеловала её в щеку и помогла слезть со стула на пол.

– Сказки! – радостно завопила девочка и, смешно топая, побежала в комнату.

Инна быстро подошла к Лизе, и обожгла её губы мимолетным поцелуем.

– Скорей бы ночь, – тихий шепот отдался двумя ударами сердца, – Люблю тебя…

– И я… – прошептала в ответ Лиза. – Иди. Иначе она употребит твой доклад как второе блюдо.

Я буду ждать тебя

В самолетах, поездах

В приютах у горных рек,

В приютах у гордых птиц…

На разных языках,

Чужие профиль-фас

Везде тебя найду,

А время года, знаешь ли, не важно!

Поезд прибыл в Таганрог точно по расписанию – в половине шестого утра. Заспанный проводник помог Жене вынести на перрон легкую спортивную сумку и пожелал удачного дня.

Свежий холодный воздух ошеломил и заставил дышать полной грудью. Женя застыла, глядя в след уезжающему поезду, и улыбнулась своим мыслям. Она вспомнила, как два года назад стояла на этом же перроне и плакала навзрыд.

г. Таганрог. Май 2004 г.

Слёзы никак не хотели останавливаться. То, о чем с легкой грустью вспоминалось вдалеке, вблизи вдруг произвело несоизмеримо большее впечатление. Словно удар под дых, на душу навалилось острое чувство одиночества. И возвращения домой.

Женя вытерла лицо белоснежным платком и, наконец, оглянулась по сторонам. Пятнадцать лет. Пятнадцать долгих лет.

– Носильщик надо? – темноволосый парень с тележкой не останавливаясь пробежал мимо.

– Нет… – прошептала Женя. – Не стоит.

Её путь лежал вниз по ступенькам – к трамвайной остановке. Глаза сами собой цеплялись за все изменения, которые просто кричали вокруг и указывали на себя.

Вот тут ступеньки починили… Раньше они были совсем старые, разваливались на глазах, и Виталик постоянно ругался, спотыкаясь. А вон там не было никакого магазина, на этом месте стояли бабушки с пирожками. Боже, а откуда эти огромные ларьки с цветами? И такси… Много-много автомобилей с шашечками. И телефонные автоматы совсем другие. А трамвайная остановка? Неужели её тоже теперь нет?

Но остановка оказалась на том же месте, что и раньше. Конечно, за прошедшие годы её не раз чинили и перекрашивали, но вот подошедший с грохотом трамвай уж точно не изменился: такой же обшарпанный, старый и трясущийся на поворотах.

Поездка до студгородка заняла ровно сорок минут, на протяжении которых Женя плакала, не останавливаясь. То и дело в её поле зрения попадали знакомые здания, скверы или даже дорожки. Воспоминаний оказалось слишком много – каждое из них отдавалось в сердце болезненным пинком, а в горле – новыми и новыми комками.

– Улица Александровская, – объявил металлический голос, и Женя с закрытыми глазами вышла из трамвая. Она долго стояла на остановке, прижавшись к фонарному столбу, и боялась поднять взгляд. Прямо за её спиной – она помнила, чувствовала – находилось общежитие №3. То самое, на котором пересеклись все основные точки её юношеской жизни.

Постояв еще немного и искусав до крови припухшие губы, Женя обернулась и подняла взгляд. Большое здание. Новое крыльцо. А вот лица… Лица как будто остались прежними – молодые, веселые, студенческие.

И вдруг ушли куда-то слёзы, исчезла тяжесть из сердца, и по телу разлилась огромная, беспричинная радость. Женя даже рассмеялась чуть слышно. Сейчас, именно в этот момент, она была очень-очень счастлива.

Естественно, о своем приезде Женя никого не предупредила. И потому, поднимаясь по ступенькам старого дома, немного нервничала: дома ли она? Узнает ли? Обрадуется ли?