Мы расстреляны в сорок втором - [3]
Там пахло опилками и лошадиным потом. На манеже, сменяя друг друга, появлялись эквилибристы, партерные акробаты, музыкальные эксцентрики. Они крутили арабские сальто, демонстрировали японский кульбит, прыгали на батуте. Откуда было знать им, что постоянные посетители галерки на следующий день будут разучивать все их номера где-нибудь на пляже либо во дворе и что некоторые из них сами потом станут циркачами?
Но я акробатом так и не стал. Ребята говорили, что я слишком тяжел для того, чтобы быть «верхним», и слишком легок для того, чтобы работать внизу…
Я задумываюсь. С какой-то особой радостью брожу по длинным и темным корридорам своей памяти. Заглядываю в самые глухие закоулки. Тревожусь невесть отчего, о чем-то грущу…
Вот мне четырнадцать лет. Ребята, которые постарше, уезжают в Донбасс, на Магнитку, на Днепрострой, и мы провожаем их с завистью. Всюду перед глазами две огромные цифры: «518» и «1040» — плакаты напоминают о том, сколько заводов и машинно-тракторных станций должно быть построено в первой пятилетке. Затем появляется новый призыв: «Пятилетку — в четыре года!»
Этот призыв обращен и ко мне, ведь я уже работаю на заводе. Правда, это маленький экспериментальный завод, но мы выпускаем компрессоры. В нашем цехе стоят строгальные, револьверные, токарные станки, старенькая «козочка»… Домой я приношу первую получку — двадцать пять рублей. Всюду меня подстерегают соблазны: папиросы «Раскурочные» в мягкой упаковке стоят восемнадцать копеек, билет в кино — полтинник, а пирожные, как сейчас помню, продают по двенадцать копеек за штуку, но я приношу домой все деньги до последней копейки.
Кстати, сколько пирожных можно съесть в один присест? Десять? Двадцать? Однажды я поспорил с приятелем, что одолею две дюжины. Уговор был такой: кто проиграет, тот платит за все, в том числе и за угощение товарища.
Ну и смеху же было! В кондитерской стояли мраморные столики. Нас окружила толпа. Девушка, смеясь, принесла противень. Довольно бодро я одолел первый десяток. Потом поперхнулся. Пришлось глотать через силу. До этого я никогда не думал, что крем для пирожных готовят из сливочного масла и что масло может быть таким горьким.
Я, конечно, проиграл. И долго потом не мог смотреть на пирожные с кремом.
Когда это было? Кажется, что совсем недавно. Была ранняя весна. В тот год река вышла из берегов. От края и до края полая вода была плотной, крутые волны шумели слитно, без радующих глаз светлых всплесков, которые наблюдаешь на Днепре в жаркие летние месяцы. Река превращала бревна в щепки, смывала дома. Вижу: плывет, накренившись, крестьянская хата; высунув голову из-под соломенной стрехи, устало и безнадежно мычит теленок. Залило половину Подола, и несколько суток я не спал, спасая людей.
Подол… На нашем заводе в инструменталке работала веселая, озорная дивчина. На ней были белые резиновые тапочки с голубым кантом, бумазейная блузка, сколотая на груди костяной брошью с изображением «Ласточкиного гнезда» и надписью «Привет из Крыма». Она любила смотреть с Владимирской горки на огни ночного Подола. Я же всегда сопровождал ее. Не сразу я обнаружил, что она строит глазки не мне одному.
А когда это случилось, я, вооружившись перочинным ножом, вырезал на садовой скамейке сердце, пронзенное стрелой навылет.
Где она сейчас, эта девушка Клава? Где теперь мои друзья? Живы ли, по-прежнему ли ходят по киевским улицам? Кое-кто, надо думать, застрял в Киеве…
А что происходит в Киеве? Как там живут люди? Вести оттуда скудно проникают к нам в лагерь. Говорят, Крещатик разрушен. Нет цирка, нет «5-го Госкино»… Ходят слухи, что во Дворце пионеров немцы устроили офицерский клуб…
Уже сизеют неяркие зимние сумерки, и я прощаюсь с прошлым. С трудом переставляю одеревеневшие ноги. Надо возвращаться в клуню. Обо мне тревожатся друзья.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Ленька Балюк и Тоня Протасова
Ночью меня бьет озноб. Рядом кто-то вскрикивает во сне, скрежещет зубами. Просыпаюсь, вглядываюсь в темноту и узнаю Леньку Балюка.
Впервые я встретился с ним незадолго до того, как судьба свела нас обоих на канонерской лодке «Кремль». Наше знакомство произошло при несколько странных обстоятельствах.
Как-то в субботу, с остервенением надраив ботинки и медяшки, ребята подбили меня пойти вместе с ними на танцы в клуб пищевиков. Затянув поясной ремень с такой силой, что сперло дыхание, я надвинул бескозырку на левую бровь.
Помню как сейчас: просторный зал, яркие люстры, девушки, которые застенчиво жмутся друг к дружке. В другом конце зала, покуривая, группами стоят широкоплечие парни. Пересмеиваются, поглядывают на девчат.
Затем включают радиолу, и все приходит в движение.
В перерыве меня знакомят с двумя подругами. Те стоят у стены, обмахиваются платочками. Белянка с наивными выпуклыми глазами протягивает холодные вялые пальцы и едва слышно произносит: «Валентина». А вторая смотрит смело, не мигая, и решительно говорит: «Я вас знаю».
Ее зовут Тоней. Антонина Протасова. Она часто бывает в клубе и танцует едва ли не лучше всех. Мне не раз приходилось видеть, как она осаживала самых смелых парней. А сейчас она стоит рядом со мной и улыбается. Неожиданно говорит:
Новая книга Михаила Пархомова возвращает нас к суровым дням Великой Отечественной войны. Ее герои — бойцы невидимого фронта, люди, которые скромно говорят о себе, что “причастны к разведке и контрразведке”. Автор рассказывает об их мужестве и настойчивости, о том, как они с честью выходят из самых сложных и запутанных положений. Он ведет читателя в осажденную Одессу, в снега Подмосковья, в пески Кара-кумов — туда, где в те неблизкие уже годы решалась судьба войны. С теплотой и симпатией раскрывает он сложные и вместе с тем цельные характеры военных моряков Василия Мещеряка и Петра Нечаева, судьбы которых прослеживаются в романе наиболее полно, а также тех, кого они встречали на своем ратном пути.
Эта приключенческая повесть рассказывает о героических действиях морской пехоты, разведчиков в годы Великой Отечественной войны.
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.