Мы покорим бурю - [24]

Работа. Соня работала без перерыва с двадцати лет. Целых пять лет без единственного дня отпуска. Она просто не смела остановиться. Конечно, если бы были живы ее отец и мать, все было бы иначе, она была бы богаче и образованнее, и удача сопровождала бы ее. В ее жизни не появился бы Гай Фарр. Ах, если бы Руби никогда не встретила его и была жива! Какое странное и одинокое чувство — быть последним в роду.

Была ли она права в своем решении отправиться к Майклу Фарру? Но это было не решение, не плод долгих раздумий, а просто паническое движение. Майкл Фарр был не единственным утопающим, хватающимся за соломинку. Разве она, появившись перед ним, не сделала то же самое? Но какой смысл ей мучиться из-за того, что уже прошло? Лучше, если она будет готова к грядущему. Глаза Дональда Брандта заставляли ее пульс учащаться. А от взгляда Майкла Фарра у нее по спине пробегал холодок, и ползли мурашки.

В дверях появилась няня. Ее слегка раскосые черные глаза и заколотые черные волосы напоминали Соне китайского болванчика, который кивает вам независимо от своего отношения. Соня никогда не могла уловить выражения лиц этих фигурок. Лицо вошедшей девушки было так же невозмутимо.

— Дики готов, чтобы вы почитали ему, мисс Карсон.

— Я сейчас приду, Нанетта.

Интерьер спальни каждый раз снова удивлял Соню. Никто не ожидал увидеть настолько суперсовременный дизайн внутри такого старого дома, как в Кингскорте. Зеленое брокателли, покрывавшее целиком одну стену, отражалось в двух английских зеркалах восемнадцатого века в том же стиле чиппендейл, что и небольшой секретер, на котором стояло радио. Комната была оборудована камином, оконные ниши были очень глубокими. Вся мебель была обита некрашеным шерстяным материалом, расшитым шелком. На широком диване лежали подушки голубого, розового и янтарно-желтого цвета. К интерьеру комнаты Соня добавила свои вещи: несколько вышивок, десяток любимых книг, семейные фотографии в рамках. Все это делало обстановку более домашней.

Дики, в бело-голубой полосатой пижаме, кинулся на Соню и обхватил ее своими маленькими ручками.

— Я тебя люблю, Соня, — сказал он с придыханием. — Я не видел тебя весь день.

Она пододвинула низкое кресло к окну и, усевшись, взяла Дики себе на колени. Он уткнулся головой ей под руку, как цыпленок прячется под крылом у курицы. Соня прижалась губами к его шелковистым золотым кудрям.

— Я потеряла тебя, мой дорогой, — она взяла с этажерки томик детских стихотворений Эдварда Лира и спросила, заранее зная ответ. — Что будем читать сегодня вечером, Дики?

— Сначала про орла и кошку, а потом…

— Тогда начнем, — ответила она и раскрыла книгу. Дверь в спальню приоткрылась и в образовавшейся щели показалась лохматая собачья голова с квадратным черным носом и блестящими круглыми глазами. Посмотрев, белая собака с одним черным ухом зашла в комнату и уставилась на Дики. Какое-то мгновение мальчик молча смотрел на собаку. Затем с радостным криком подбежал к ней.

— Она похожа на мякоть кокоса, Соня! Смотри, на ней записка. Что в ней написано?

Скрестив ноги по-турецки, он уселся на пол. Его глаза блестели, как два маленьких голубых бриллианта. Собака в ответ неуверенно пошевелила поднятым в ожидании игры белым хвостом. Подойдя, Соня присела рядом с мальчиком, на всякий случай тесно обхватив ребенка одной рукой. Другой рукой она повернула к себе бирку, висевшую на ошейнике, и прочитала вслух:

— Меня зовут Мякоть Кокоса. Можно — Мяка, для краткости. Я пришла сюда поселиться у мальчика, которого зовут Ричард, а короче — Дики. Вы не знаете, где я могу найти его?

С еще одним радостным воплем мальчик кинулся на собаку.

— Это я Дики! Я! Я Дики! — кричал он. Вместе с собакой они покатились по ковру.

— Будь осторожен, мой дорогой. Помни, что Мяка тебя еще не знает как следует. Правда, его шкура похожа на мякоть кокоса?

Мальчик снова сел и посмотрел на собаку, которая, высунув язык и склонив набок голову, глядела на него.

— Он меня уже знает, правда, Мяка? Смотри, он смеется.

Соня улыбнулась. Собака действительно скалила зубы.

— А он только мой, Соня? Как я только твой и больше ничей?

— Он же сказал, что пришел поселиться у тебя, моя радость. Пусть он пока полежит на ковре и подождет, пока я прочитаю про Орла и Кошку, хорошо?

— Хорошо. Начинай!

Соня поудобнее пристроила его голову у себя на руках и открыла книгу.

— Орел и Кошечка поехали по морю,

В суденышке, зеленом, как горох;

Немного меда прихватив с собою…

— Мяка засыпает! — хриплый шепот мальчика заставил собаку открыть один глаз. Соня закрыла книгу.

— Он, наверное, устал. Он, наверное, пришел сегодня из города и хочет в кроватку.

— Можно оставить его в моей комнате? Нанетта, гляди! Видишь мою собаку? Мне ее подарили!

Ни один мускул не дрогнул на лице няни, стоявшей в дверях. Как будто появление неизвестной собаки было для нее обычно.

— Мисс Соня, мистер Фарр просил передать на случай, если Дики захочет оставить щенка на ночь в своей комнате, что филиппинец Джонни, который принес то, что назвал собакой, просил держать ее подальше от паркета.

Позже, спускаясь по лестнице в гостиную в белом кружевном платье, позвякивая длинными жадеитовыми сережками, Соня призналась себе, что Майкл Фарр любит Дики, и это никак не связано с его отношением к ней. Майкл Фарр вышел ей навстречу из гостиной, когда она спустилась. Он выглядел выше и стройнее в своем обеденном костюме. Белый жилет подчеркивал загорелый цвет кожи.