Мы поем глухим - [44]

— Я бы влепила тебе пощечину, если бы мы не стояли посреди улицы! — прошипела она.

— Я мечтаю об этом… — томно улыбнулся Серж. — Так когда?

— Барон и в самом деле обо мне заботится. Он очень хороший человек.

— Несчастный барон! — рассмеялся Соболинский. — Когда о мужчине так говорят, это значит, что его не полюбят никогда. Вот обо мне ты всегда говорила, что я негодяй. И что? Каждый раз после этого ты отдавалась мне с такой страстью, что позавидовали бы все хорошие люди вместе взятые.

— Видеть тебя больше не хочу! Сережа, Сережа, как низко ты пал! Говорят, ты жил за счет куртизанки. Что, порядочные женщины больше не хотят иметь с тобой дела?

— Милая, я докажу тебе, как сильно ты ошибаешься. Хочешь пари? Укажи мне на любую, которую ты считаешь неприступной, и готовься платить. Ты знаешь, что деньгами я с тебя не возьму. Как обычно: по тарифу, — он взглядом указал на ее грудь.

— Нет, это уж слишком! Я никому не позволю себя оскорблять!

— А то что? Крикнешь барона? — усмехнулся Серж. — Побойся Бога, Саша, у меня рука устанет убивать всех тех, кого ты берешь себе в заступники.

— Я никогда тебя об этом не просила! Убирайся!

— Вот она, твоя любовь: искать меня год, чтобы прогнать, не поговорив и пяти минут!

— Сережа, ты невыносим! Ты нарочно меня злишь!

— Конечно… Я же говорю, что соскучился.

Она обернулась, подзывая свой экипаж.

— Меня и в самом деле ищут, — сказал Серж, закрывая за ней дверцу. — Увидимся позже. Мне приехать к тебе?

— И думать не смей!

— Значит, ты и в самом деле любовница барона. Он меня Все-таки опередил. Ну, ничего. Вскоре я верну свою собственность. Трогай! — крикнул Серж кучеру.

Александра чувствовала, как щеки ее пылают. Кто еще мог позволить себе такую наглость? Да, когда-то она была наивной деревенской девочкой, бедной и, как потом выяснилось, незаконнорожденной. Но с тех пор все изменилось. Она графиня, двор Николая Первого ее принял и признал ее право быть среди избранных. Даже барон Редлих обращается с ней почтительно! А он финансовый магнат, один из богатейших людей Франции!

«Зачем я только его искала? Он ничуть не изменился. Принимать его у себя? Немыслимо! Но куда бы я ни поехала, какой бы великосветский салон ни вздумала посетить, я обязательно с ним там встречусь. Потому что он, похоже, принят везде. Здесь, в Париже, он вернул себе все то, что потерял в России. Потому что после революции Париж не столь щепетилен. Здесь достаточно иметь деньги, чтобы иметь хорошую репутацию, или красивую внешность, как у Сережи. А уж обходительности ему не занимать. Это со мной он ведет себя вольно. Потому что у нас есть прошлое, о котором лучше не вспоминать. Но кто не знает Соболинского так хорошо, как я, может подумать, что Серж — само очарование. И само собой — аристократизм. Хоть и говорят, что дворянство во Франции сильно обесценилось, все ж люди хорошего рода всегда будут привлекать симпатии. А в Соболинском сразу чувствуется порода».

Она вдруг почувствовала волнение. Не появись в ее жизни барон Редлих, Александра уже была бы в объятиях Соболинского. Серж прав: она за этим сюда и ехала. За ним. За его любовью. Но вдруг все изменилось. Барон заботился о ней с такой нежностью, был так терпелив, что она чувствовала себя обязанной.

Он снял для нее роскошный дом, помог его обставить, будто у него теперь не было более важных дел. Барон прислал к ней слуг, которые и в самом деле оказались вышколенными и надежными. Барон заботился о ней так, будто бы она была его женой. Чего бы ей ни стоило пожелать, это появлялось или исполнялось в мгновение ока, Александра даже стала бояться своих желаний. Все это было похоже на сказку, от которой она давно отвыкла.

А еще он был человеком умным, приятным собеседником. И мог говорить не только о бирже и своих финансовых вложениях. А это синеглазое чудовище, похоже, может думать лишь о чувственной любви. Все интересы Соболинского сосредоточены в двух комнатах: в спальне и в игорном зале.

«У меня от него физическая зависимость, как от морфия, — с тоской подумала она. — И как мне вылечиться от этой болезни? Рассказать все Эрвину? Да он-то мне чем поможет? В любовных делах барон не советчик».

С такими мыслями она и вернулась домой. По совету барона Редлиха, Александра решила поменять свою жизнь. В Париже у каждой уважающей себя дамы был приемный день и приемные часы. Главное было не перепутать, потому что одна принимала по вторникам, с пяти до семи, другая — по четвергам, с четырех до шести, третья — еще в какое-нибудь время по воскресеньям. Были еще и утренние часы для приемов, после полудня и до двух, когда в Париже наступало время для прогулки. Некоторые дамы давали еще и обеды, которые плавно перетекали в литературные чтения или в обсуждение новой пьесы. Существовали еще так называемые малые приемы, или малые вечера, когда после большого приема, после семи, и, как частенько бывало, до полуночи, самые близкие друзья хозяйки салона и те люди, с которыми она была в родстве, общались мило и непринужденно.

В общем, как поняла Александра, парижские дамы были чрезвычайно заняты. Оставалось только удивляться, когда они успевают дышать? Весь этот сонм легкомысленных бабочек, порхающих из салона в салон, мог в одночасье собраться и превратиться в воинственную рать. Как, например, во время громкой премьеры или на скачках. Эти пятьсот — семьсот человек и являлись общественным мнением. Александра, благодаря барону Редлиху, была записана в модницы, а Соболинский, видимо, в знаменитости. Хотя непонятно, чем именно он прославился? Но оба они невольно встали под знамена воинства, которое в двух словах можно охарактеризовать, как «весь Париж».